Ложь эпохи развитого социализма, разумеется, отличалась от лжи большевиков, которые преподносили террор в качестве «исторической необходимости», а разрушение русского общества в качестве обязательного очищения от наследия «проклятого прошлого». По истечении полувека торжества марксисткой идеологии, вознесшей здание ЦКД до космических высот, агитпроп стал делать упор не на проявления «революционной совести» («под революционной совестью» понимались непримиримость к врагам советской власти, агрессивное богохульство и богоборчество), а на достижения советской науки и культуры, промышленности и сельского хозяйства. Практически, в каждой сфере жизнедеятельности общества был сформирован корпус передовиков и ударников, заслуженных работников и орденоносцев, которые, как правило, состояли в рядах КПСС, занимали депутатские кресла различных уровней и выдвигались на ответственные должности. Эти люди по-прежнему горячо поддерживали все инициативы руководителей партии и правительства и составляли костяк участников самых представительных конференций и съездов, проводимых в стране с завидной регулярностью. Агитпроп старательно публиковал всевозможные репортажи и отчеты о достижениях советских спортсменов на международных соревнованиях, о присвоении золотых медалей отечественным продуктам на всемирных выставках. Советские актеры, режиссеры и операторы, отмеченные жюри на престижных кинофестивалях незамедлительно становились известными всей стране. Тысячи и тысячи передовиков и орденоносцев заслоняли собой зияющие провалы в образовании, заметное место в котором отдавалось изучению псевдодисциплин. Интеллектуальный слой оставался крайне тонким и преимущественно сосредотачивался в центрах по созданию систем вооружений. В паутине запретительно-разрешительных отношений безнадежно запутывались сотни талантливых людей, которые отдавали жар своих сердец рукописям, картинам, скульптурам, не вписывающимся в однообразный ландшафт социалистического реализма, а значит, не имеющим возможности легализоваться.
Уже к исходу 60-х годов многим проницательным людям стало понятно, что в СССР так и не удалось создать своего стиля в кинематографе, литературе, живописи, архитектуре и даже в одежде. Любые произведения, отмеченные печатью оригинальности и новизны, встречали самый суровый отпор у идеологических работников, а авторы таких произведений оказывались в рядах «неудачников», «отщепенцев» или «шизиков». Не удалось даже сложить целостную картину истории советского периода. Широко применялись методы «обрезания истории», замалчивания, откровенного искажения фактов, старательного вымарывания из книг и учебников отдельных имен и лиц. Впрочем, если в стране были возможны самый грубый произвол властей, то почему не возможно произвольное истолкование какой-то там истории? Однако среди широких слоев населения, которое стало лучше питаться и жить в сносных условиях, начала просыпаться тяга к самоуважению. Люди инстинктивно противились участи скота, которому позволено только кратко откликаться на команды командиров или мычанием реагировать на посвист бича погонщиков.
Кроме стремления к физическому выживанию, (а расстреливать власти уже стали лишь в исключительных случаях), советские люди все отчетливее ощущали в себе настоятельную потребность опираться в своих поступках и мыслях на нравственные начала, а не только на решения съездов КПСС или на поручения непосредственного начальника. Дело в том, что лжецы должны обладать прекрасной памятью, чтобы выстраивать на шатких основаниях какие-то конструкции. А вот такой памяти у ядра идеологического аппарата, явно не доставало. Менялись лидеры партии, менялись и курс или линия партии, и состав агитаторов тоже, и само общество менялось. И вследствие этих перемен действие пропаганды в качестве оружия массового поражения, стало неудержимо ослабевать. Безусловно, тяжесть тени, отбрасываемой ЦКД, продолжала расплющивать советского обывателя, лишать его объемности: низкие своды суровой повседневности не давали пространства для индивидуального маневра. Личность неизбежно дробилась до микроскопической частицы, а частицы без остатка растворялись в массе. И все же облучение марксизмом слабело и почти не достигало маргинальных слоев общества.