Лживый век

«Пусть ложь все покрыла, пусть ложь всем владеет, но на самом малом упремся: пусть владеет не через меня».

«И тот, у кого не достанет даже на защиту своей души — пусть не гордится своими передовыми взглядами, не кичится, что он академик, или народный артист, заслуженный деятель, или генерал, — так пусть и скажет себе: я — быдло и трус, мне лишь бы сытно и тепло».

Тем временем, стали понемногу публиковать авторов, которые считались маргиналами еще довоенной советской действительности. Ведь М. Булгаков числился «третьеразрядным писателем», а М. Цветаева завершила свой земной срок в качестве посудомойки. Но послевоенное поколение прекрасно видело масштаб дарований «зажатых» литераторов и категорически отвергало сочинения тех, кого превозносил официоз. Молодые люди не хотели ехать на очередные стройки коммунизма, уклонялись от службы в армии, отказывались писать пустопорожние диссертации с обязательными выдержками из «классиков», а также из выступлений здравствующего генерального секретаря КПСС. Они бренчали на гитарах, исполняя баллады собственного сочинения, или перепевали песни Высоцкого и «Битлз». Многие изводили бумагу, покрывая ее неуклюжими стихотворными текстами, или становились книгочеями, отгораживаясь от социалистических будней и праздников. Следует отметить, что стали переводить и печатать серьезных зарубежных авторов, составлявших цвет мировой литературы. Так как в стране действовал закон о тунеядстве (нигде не работающий человек подвергался уголовному преследованию), то строптивые молодые люди не считали зазорным трудоустраиваться операторами в котельных или дворниками, или грузчиками при магазинах. Некоторые становились фарцовщиками, валютными спекулянтами, зачастую попадали под топор сурового закона и «зарабатывали сроки».

Те, кто противился «идти в коммунизм», неизбежно оказывались маргиналами в обществе, но становясь маргиналами, преисполнялись уверенности в моральном превосходстве над «быдлом» — академиками и народными артистами, заслуженными деятелями и генералами. Это превосходство было иллюзией, принципиально ничем не отличающейся от иллюзий коммунистических руководителей, которым хотелось верить в то, что советское общество сплошь состоит из строителей нового мира. Не совершенствуясь ни в каких навыках и умениях, послевоенное поколение отличалось беспомощностью в любом практическом деле, и не было готово к образованию семей. Слоняясь по улицам или отбывая смену в какой-нибудь каморке, они ничего не хотели достигать или создавать или покорять, но и принципиальная бездеятельность не приносила им удовлетворения.

XX в. обострил перед людьми проблему выбора: Чему уподобиться? Кровожадному зверю, мерзкому насекомому или существу, не лишенному нравственных начал? — Жить можно и в стае хищников. Или бездумно лететь и лететь вместе с большим роем. Отпадение от Бога, как раз и предполагает подобные жизни. Но человеческая натура извечно тоскует о духовной высоте. И лишь соблюдение нравственного закона открывает пути к той высоте. Но как можно следовать тому пресловутому закону в насквозь обезбоженной и обезображенной стране? Крайне трудно или совсем непонятно.

Стоило советскому человеку побыть наедине со своими мыслями и задаться простыми вопросами: Кто я? Зачем родился? От кого произошел? Зачем живу? — Как он поневоле начинал задумываться о существовании нравственного закона, а точнее ощущать кожей таинственное могущество этого закона. Ему было хорошо известно состояние «твари дрожащей», испытывающей страх перед всемогущим государством, а вот состояние благоговейного трепета перед присутствием божественного в этом мире было незнакомым и необычным. Но хоть на миг, испытав это состояние, советский человек как бы прозревал и постепенно преисполнялся неприязни к окружающей его действительности.

Многие «непутевые дети» откровенно стыдились своих высокопоставленных «стариков», всей своей безалаберной жизнью отвергая завоевания и достижения передовиков, ударников и просто номенклатуры. Можно сказать, что бумеранг вернулся и ударил в слой начальников с неожиданной стороны. Ведь немалая часть статусных родителей, в свою бытность пионерами и комсомольцами, публично отреклась от своих отцов и дедов, причисленных к «паразитическим элементам» или к «врагам народа», и, очистившись, таким образом, от наследия «проклятого прошлого», обрела веру в «светлое будущее». И вот, теперь, неблагодарные дети, не желали иметь ничего общего со своими родителями, но отречения носили не публичный характер, а происходили исподволь. Однако кому же еще как не детям предстояло жить в том самом «светлом завтра», к которому общество продвигалось с такими немыслимыми трудностями и издержками!