М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории)

Ошеломлённый живыми иллюстрациями всё более стремительно развивающегося светопреставления, Всадник вначале не понял, почему бег коня стал отклоняться от прямой, превращаясь в зигзагообразные метания то в одну сторону, то в другую. Гнедой словно не знал, куда повернуть, всеми силами избегая, казалось бы, единственно верного направления – вперёд, прочь от камнепада и сползавших со склона за спиной языков лавы. Решив, что животное запаниковало, Всадник как мог старался привести его в чувство и выправить курс: приказывал, осыпал ругательствами и ударами кулаков, рвал гриву и бил пятками… Упрямец ни в какую не слушал седока, но, оттесняемый жаром расплавленного камня, всё-таки вынужден был подчиниться. Вскоре сквозь разорванную ветром пелену дыма и пепла Всадник разглядел… клокочущий звериной яростью океан!

Горящие сады, разрушенные деревни, выкипевшие до дна реки с застрявшей в спёкшейся грязи рыбой… Единственное, что ещё сопротивлялось бешеному натиску стихий – гигантская статуя: титан, воздевший к небу руку с пылающим факелом. Колосс всматривался вдаль через беснующуюся водяную круговерть и всё тянул и тянул руку, словно пытался высветить нечто, скрытое от глаз простых смертных. А у ног титана лежал порт – теперь действительно «лежал» – разрушенный, размётанный в хлам. Корабли, большие и малые, что успели покинуть его, ища спасения на просторе, тонули в бушующих водах, истрёпанные и изломанные ветром, разбитые волнами о прибрежные камни и друг об друга…

Дым снова заволок случайно открывшееся окно – и ничего не осталось больше, кроме рёва и грохота со всех сторон, кроме непроглядного и сумбурного, без верха и низа, хаоса…

***

Всадник гнал коня по узкой береговой полосе, с одной стороны зажатой неотвратимо наползающей лавой, с другой – беспрерывно атакуемой ударами волн, и с каждой секундой безопасный проход между огнедышащей «Сциллой» и плюющей солёными брызгами «Харибдой» становился всё уже. Вот-вот сомкнут они свои хищные пасти! Сожгут, утопят!

Огромная, как поваленное да так и окаменевшее доисторическое дерево, рука с раскрытой ладонью перегородила путь. А вон и вторая, судорожно вцепившись в факел, кренится под наскоками вгрызающихся в каменную плоть бешеной стаи волн… Обломки колосса, всё же не устоявшего под гневом богов! Конь с разгону вскочил на развалины какого-то строения, подмятого каменными останками, а затем довольно ловко перебрался на предплечье поверженного гиганта. Хрип, стоны, шипение раздались снизу, оттуда, где несколькими мгновениями ранее находились конь с седоком. Всадник обернулся: лава достигла воды, и теперь, разочарованные ускользнувшей добычей, два чудовища сцепились в смертельной схватке друг с другом, целиком отдавшись первобытному гневу.

Конь, наконец, остановился, оказавшись в центре протянутой к океану ладони. Бока его вздымались, пена на губах смешалась с пеной, сорванной ветром с верхушек волн. Всадник осмотрелся: хаос, разрушение, смерть… Повсюду, насколько хватало глаз. Человек без памяти и его бессловесный товарищ – единственные, кто остался в живых посреди окружающего безумия… Надолго ли?! И кто же они теперь – жертва, призванная умилостивить разбушевавшихся богов? Может, в этом и состояла конечная цель всего путешествия – жертва? Если так, то развязки ждать оставалось недолго: рука титана вздрагивала под натиском волн и давлением лавы, дым и пар смешивались в ядовитую смесь.

Сердце замерло на мгновенье: за шумом битвы стихий Всадник уловил что-то ещё – что-то иное… Голос… Голос?.. Сбивчивое бормотание, похоже! Он поискал глазами и с удивлением обнаружил совсем рядом, на кончике безымянного пальца титана, человеческую фигуру в лохмотьях, принятую им поначалу за один из многочисленных обломков, которыми было густо усыпано всё побережье. Всадник соскочил с коня и, шатаясь под яростными пинками задумавшего сбросить его на поживу «Харибде» и «Сцилле» ветра, устремился к не иначе как тем же самым ветром и заброшенному сюда бедолаге.

Старик… Измождённый, в грязных изодранных одеждах, он стоял на коленях, но даже это давалось ему с трудом. Тело тряслось, смуглые костлявые пальцы посинели, вцепившись в камень, седые волосы беспощадно рвал ветер. Несчастный то ли молился, то ли рассказывал что-то срывающимся от чрезвычайного волнения голосом.

– Солнце пало… и утонуло в океане крови и слёз… Из пучины восстало другое, горькое солнце… кое возвестило о Конце света… – разобрал Всадник слова.

Помимо воли взглянул он на небо: действительно, настоящее солнце потускнело и почти скрылось за искорёженными горами, а вместо него сквозь тучи просвечивала набирающая высоту раскалённая докрасна сфера Отрешённого. Под взглядом багрового ока бьющие в берег волны переливались кровавыми бликами, расплёвывали алую пену…

– Реки наполнились огнём, огонь застыл камнем, а вода превратилась в дым, убивающий всё живое…

Похоже, настигнутый в одночасье ужасной бедой горемыка сошёл с ума от случившегося и теперь описывал вслух всё, что видел вокруг.