М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории)

Оба пропавших плота нашлись у пристани: потрёпанные штормом, они так же лишились почти всего груза. Фигуры в серых робах с капюшонами суетились, перетаскивая на пристань полотнище (кажется, это был парус) с собранными в него остатками концентрата. Перевозчики. А как же Рост, Сосоний, Дилшэд и Спингуль – где они?! Живы?! Но вот среди серых роб мелькнула фигурка, плотно укутанная в знакомые лохмотья, – Спингуль! А вон и остальные! «Раз, два, три… – загибал негнущиеся пальцы Максуд, – все! Слава Создателю!» Сейчас он был готов поверить в кого угодно.

Плот причалил. Перевозчики бросили на пристань канаты и, перепрыгнув сами, взялись ловко крепить швартовые концы хитрыми узлами на торчавших из настила столбах. Максуд, не дожидаясь окончания швартовки, сиганул вслед за перевозчиками. Ступни гулко ударили в доски, и он едва не упал – ноги оказались не готовы ощутить под собой неподвижную опору. Максуд постоял, привыкая к отсутствию качки, не веря, что наконец стоит на прочной земле, и сделал, пошатываясь, несколько осторожных шагов. «Слава Создателю!» – как ведро воды на голову в жаркий день, окатил, смывая напряжение, мысленный возглас, и разом ослабевшие колени едва не подогнулись.

– Слава Создателю! – выдохнул Максуд, теперь уже вслух, когда братья-дадаши столпились вокруг своего Фаниса, как мотыльки возле потерянного и вновь обретённого светильника. Радость на лицах, блеск в глазах… Спингуль уткнулась лицом в грудь Дилшэду. Рост и Бинеш обнялись. Оба, к своему собственному удивлению, едва сдерживали слёзы…

Перевозчики (те, что прибыли первыми) горячо спорили возле сваленных в одну кучу жалких остатков своего разорённого имущества с группкой каких-то людей, и вновь прибывшие их товарищи сходу включились в свару.

– Перекупщики, – пояснил Сосоний. – Пытаются сбить цену на концентрат.

Максуд подумал, что на этот раз торгаши вряд ли добьются уступок: удручённые потерей товара, перевозчики злились и цеплялись за каждый грош…

***

…Максуд поёрзал, предприняв очередную попытку примоститься поудобнее на узкой деревянной скамье из неструганного горбыля. Желаемого положения не нашёл, лишь собрал штанами все занозы, и устало привалился к стенке, кое как устроив нывшую от долгой монотонной гребли спину. После лепёшки и кружки солоноватой воды, наполнивших измотанный голодом и морской болезнью желудок, хотелось спать. Каждому из них, семерых, досталось ровно по столько же – и на это ушли оставшиеся три монеты с полушкой. И надо бы не съедать всё сразу, оставить на завтра, но Максуду при виде пищи стало совсем невмоготу, и он не утерпел, проглотил в один присест кружок пересохшего теста, смахнул со стола крошки в ладонь и тоже отправил в рот: не пропадать же добру! Затем отпил воды жадным глотком – но тут уж сумел себя остановить! – и хотя на дне осталось совсем немного, кружку, однако, не выпустил, а так и сидел, держа её на столе в обеих ладонях, как драгоценность. Сидел и разглядывал мирок, где очутился, через смежавшиеся веки.

Майхона – вот как назывался этот мирок. Обосновавшийся прямо возле пристани в похожей на сарай постройке, он пришёлся как нельзя кстати, и путешественники с радостью воспользовались случаем перевести дух и разжиться какой-нибудь снедью. Здесь, в сжатом четырьмя стенами и низким потолком пространстве, царили, дополняя и усиливая друг друга, как мифические братья-демоны, сумрак и смрад. Оно и понятно: затянутые от ветра овечьей кишкой окна хотя и пропускали с грехом пополам неяркий уличный свет, но вот свежему воздуху доступ перекрывали полностью, а у дальней стены вдобавок, выжигая остатки проникавшей украдкой через щели в двери свежести, дышала огнём и чадом скромная разновидность Вместилища огненного – похожий на небольшую пещеру очаг. Максуд сразу заприметил его, когда вошёл, – да иначе и быть не могло: в зеве из грубого камня, трепеща от вожделения, языки пламени жарко облизывали насаженную на вертел ногу какого-то некрупного животного!

От запаха подгоревшего мяса рот мгновенно наполнила вязкая слюна, и стало до мути нехорошо. Больше суток без маковой росинки во рту, Максуд даже всерьёз рассматривал возможность поддаться искушению, плюнуть на всё, подойти к вертелу и вгрызться зубами в эту злосчастную ногу, и рвать пропахшую палёным кизяком мякоть, и глотать куски не жуя, стараясь сожрать побольше, пока не оттащили… Побьют. Да и чёрт с ним!..

Когда хозяин майхоны походя бросил на стол перед странниками-нищебродами стопку лепёшек, искушение переключилось на неё. Но вот, наконец-то, один из хлебцев лежал угловатым комком в желудке – и вроде как отлегло, хотя с непривычки Максуда слегка подташнивало. Однако запах жаркого не переставал будоражить воображение, наполняя гастрономическими фантазиями отупевший от усталости и недосыпа мозг.