М. Берг. Чашка кофе. (Четыре истории)

Проходя мимо потешавшейся публики, Спингуль поднялась на цыпочки и задрала любопытный нос, высматривая причину смеха. Дилшэд тоже глянул было с интересом, но отвёл глаза и ускорил шаг, потянув свою излишне пытливую привязанность за собой, – девушка засеменила, спотыкаясь, с недоумением на физиономии, – точь-в-точь козочка на верёвке! Максуд как раз поравнялся с просветом в толпе и увидел, как темнолицый актёр в мохнатой накидке, представлявший, наверное, дикаря-горца или дэва, неуклюже домогался второго персонажа, тоже в исполнении мужчины: в женской одежде, с козлиными рогами и размалёванный хлеще некуда, тот жеманно отбивался и в притворном возмущении закатывал глаза. И, похоже, там был кто-то ещё, не видный из-за спин зрителей… Максуд покачал головой, усмехнулся. Рост сплюнул. Сошедший-с-Небес, кажется, никак не отреагировал, хотя и бросил беглый взгляд на представление.

Плотно утоптанный щебень улиц, ступенчатые подъёмы и переходы, резкие повороты… Порой Максуду казалось, что они заблудились, но вот над крышами – неизменно, не исчезая надолго, – вновь показывался ориентир, который не спутать было ни с чем иным, и всё вставало на свои места: вереница странников, ведомая чудным своим проводником, неуклонно приближалась к резиденции того, кого сам проводник, и к месту, и не к месту, торжественно и длинно именовал Его величиемМезахир-шэхом, правителем Бастана, а также властителем окрестных земель и поселений.

Невероятное сооружение – выступавший из тела горы массивный куб, размеры которого намного превосходили все виденные ранее путешественниками постройки, было хорошо различимо, более того, приковывало взгляд уже с самого побережья. Фасад дворца (Хич без вариаций называл эту лишённую вычурности форм и декора монументальную громаду именно дворцом) имел вид гигантскогопортала с двумя створками ворот, на которых в шаге друг от друга застыли рельефные изображения двух крылатых существ с человеческими торсами на мощных телах каких-то крупных четвероногих животных, каких конкретно – деталей за дальностью было не разобрать. Удивительные полулюди-полуживотные на воротах дворца заинтриговали Максуда. Они, как ни странно,обладали противоестественной для такого рода рукотворных форм способностью переступать на месте, подобно вышколенной страже: вот только что стояли смирно, гордо выкатив грудь в виду своего невидимого господина, а в следующий момент уже оказывались шагающими навстречу друг другу, будто заступая дорогу непрошенному гостю. Максуд напрягал зрение, стараясь не моргнуть, уловить миг метаморфозы и понять, в чём здесь секрет, однако добивался лишь того, что крылатые фигуры начинали двоиться, и тут уже не только рассмотреть их лица и предметы, которые они держали в руках, но даже количество ног подсчитать становилось затруднительно. Тогда он сменил тактику: отводил глаза и подглядывал исподтишка, надеясь застать хитроумных существ врасплох, – надо ли говорить, что и сей абсурдный способ не привёл к успеху.

Увлёкшись этой игрой, Максуд не особенно обращал внимание на окружающее. Между тем до слуха его доносились обрывки разговора: Сошедшего-с-Небес чем-то заинтересовал посланник шэха, и он с любопытством слушал рассуждения словоохотливого карлика, вставляя лишь небольшие реплики.

– Я выгляжу нескладным недорослем, – говорил Хич, – и потому меня не воспринимают всерьёз. Однако я далеко не так молод, и на веку своём повидал достаточно, чтобы понять: нет в человеке ни жалости, ни сострадания к ближним, но есть потребность в том, чтоб его самого жалели и сочувствовали его страданиям, – иначе для чего бы ещё он выдумал Милостивого и Всепрощающего?

– Ты считаешь выдумкой чистосердечное сострадание? – спросил Сошедший-с-Небес. – Ну, это, пожалуй, не мудрено… А справедливость – как по-твоему, существует ли она?