Читаем Mad Love in Gotham (СИ) полностью

Кулаками, ногами, плетью женщина колотила Джерома. А тот просто стоял и безудержно хохотал, чувствуя, как из носа хлещет кровь. Почему за всё отдувался только он? Хейли не знает, почему получила единственный удар за излишне нескромное поведение. Она была маленькой и слабой, но дергалась так, что Барбара едва её держала. Девушка хотела развернуться к той лицом и повыдергивать все белобрысые волосы, но не могла. Она возненавидела Кин, как только та произнесла «Я пыталась её убить, меня заставил Валеска» и избежала какого-либо наказания. Слишком просто, думала Хейли. Нужно было первой начать приставать к Табите, авось, это дало бы определённые преимущества.

Таким образом, устав пытаться помочь Джерому и получив порцию боли, док лежит на полу, проклинает весь мир и старается не слушать смех парня, прерываемый звуками ударов.

Не хочется ни рыдать, ни пытаться оттащить Табиту от него. Просто слизывать с губ соленую кровь с металлическим привкусом, и думать, насколько же всё стало дерьмово.

Она не помнит, как оказалась у себя в комнате на кровати с пакетом льда, приложенным к губе. Тело было блаженно расслабленно, а мозг старался не концентрироваться на том, что хохот в гостиной затих. Хейли старательно отгоняла все мысли о том, что же сейчас с Джеромом и где-то на двадцать минут её вполне удачно хватило.

По прошествии этого времени девушка, игнорируя боль в подвернутой ноге и ушибленной голове, метнулась на кухню.

***

— Хей, мы так и не попили чай, — робко произносит девушка, стоя в дверном проёме комнаты Джерома с подносом с чайником и двумя уже наполненными чашками в руках.

Это была ужасно глупая идея. Но напиток был заварен до того, как она поняла это.

— Надеюсь, после этого у меня не появится ещё и боли в желудке, — отвечает тот, нехотя сменяя горизонтальное положение вертикальным.

Снова шутит. Значит, все нормально, думает Хейли. По виду не скажешь: на носу парня уже появился заметный синяк, кровавые подтеки на скуле никуда не спешили исчезать.

— Я далеко не талантлива, но чай приготовить могу не хуже англичанина, — подняв подбородок, говорит она и, сев на край кровати, протягивает своему собеседнику кружку, а свою вместе со всем подносом ставит на стол у стены.

— Действительно, — ответил тот, залпом осушив кружку, — ты действительно не талантлива.

— Ты можешь отвечать на добро добром? — всплескивая руками, восклицает док, садясь удобно и окончательно отказываясь от образа аристократки-англичанки. И все это было из-за чая, совершенно верно.

— Дай подумать, — Джером задумчиво потирает подбородок пальцами, — Нет.

— Почему ты такой? — совсем сдавшись, спрашивает девушка.

— Какой? Умный? Привлекательный? — продолжает язвить Валеска.

— Я не об этом, хотя и будет глупо отрицать наличие у тебя этих качеств, — снова улыбается Хейли.

— В таком случае, я так хорош по неведомым мне причинам. Точно не наследственность или окружение, — произносит рыжий и почти перестает улыбаться.

В комнате повисла неловкая тишина.

— Когда я начинала работать в Аркхэме… — внезапно начинает Маккарти.

— Говоришь, как бабка, — бросает парень, смотря на чашку в своих руках.

Проигнорировав замечание, она продолжила:

— Я пытаюсь стать мозгоправом уже три года. Ещё совсем девчонкой дед таскал меня в Аркхем и показывал всяких психов, рассказывал об их болезнях, объяснял, что с этим делать. Честно говоря, мне всегда это нравилось. Я не сразу решилась связать с этим свою жизнь, но сейчас ни о чем не жалею. Знаешь, был один забавный тип с маниакально-депрессивным психозом. Когда ему было хорошо — он бегал по улице и расстреливал людей, вместо которых видел, не поверишь, говорящие кактусы, из охотничьего ружья. А когда плохо — грустил и рассказывал о своих галлюцинациях. Это были потрясающие истории. Он мог бы стать отличным писателем. Представь сам: триллер «Приключения Карла Аловерса в долине кактусов»!

И неловкость, буквально витающая в воздухе, а так же недавно пережитая встряска делают своё дело: от этой глупой и совершенно неуместной истории рыжий начинает хохотать: громко, истерически, почти подпрыгивая, сидя на кровати. И док тоже смеётся: беззвучно, опустив голову и рукой вытирая выступившие слёзы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 величайших соборов Европы
100 величайших соборов Европы

Очерки о 100 соборах Европы, разделенные по регионам: Франция, Германия, Австрия и Швейцария, Великобритания, Италия и Мальта, Россия и Восточная Европа, Скандинавские страны и Нидерланды, Испания и Португалия. Известный британский автор Саймон Дженкинс рассказывает о значении того или иного собора, об истории строительства и перестроек, о важных деталях интерьера и фасада, об элементах декора, дает представление об историческом контексте и биографии архитекторов. В предисловии приводится краткая, но исчерпывающая характеристика романской, готической архитектуры и построек Нового времени. Книга превосходно иллюстрирована, в нее включена карта Европы с соборами, о которых идет речь.«Соборы Европы — это величайшие произведения искусства. Они свидетельствуют о христианской вере, но также и о достижениях архитектуры, строительства и ремесел. Прошло уже восемь веков с того времени, как возвели большинство из них, но нигде в Европе — от Кельна до Палермо, от Москвы до Барселоны — они не потеряли значения. Ничто не может сравниться с их великолепием. В Европе сотни соборов, и я выбрал те, которые считаю самыми красивыми. Большинство соборов величественны. Никакие другие места христианского поклонения не могут сравниться с ними размерами. И если они впечатляют сегодня, то трудно даже вообразить, как эти возносящиеся к небу сооружения должны были воздействовать на людей Средневековья… Это чудеса света, созданные из кирпича, камня, дерева и стекла, окутанные ореолом таинств». (Саймон Дженкинс)

Саймон Дженкинс

История / Прочее / Культура и искусство
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство