Читаем Mad Love in Gotham (СИ) полностью

Вопли, рыдания, паника. Она полной грудью вдыхает этот воздух, пропитанный слезами, кровью и потом. Жалеет, что так долго изображала хорошую девочку, так много времени потеряно, и стоило раньше обратить внимание на то, что мосты сожжены, а от блестящего, хоть и далёкого от того, что когда-то видела в мечтах тринадцатилетняя Хейли, будущего её отделяет шаг. Надо лишь протянуть руку одному рыжеволосому бесу, хозяину тёмной стороны, всё это время неосознанно шептавшего ей на ухо оды своему миру безумия.

Охранники, что, естественно, были заодно с бандитами, не дают гостям вечера покинуть помещение, а особо отважные богачи получают кулаками по лицу, животу и другим чувствительным местам.

Хейли стреляет в воздух и пули, разрезающие воздух, создают настоящую музыку. Кажется, она прекрасней произведений Моцарта или Бетховена. Люди в панике мечутся, те, кто поумнее — прячутся. Остерегаются людей с оружием все кроме одного высокого тощего мужчины лет сорока пяти, прячущего панику за маской бесстрашия и знания цены собственной шкуры. Когда девушка прекращает палить и складывает свой пистолет в карман фартука, он трясущейся рукой разворачивает её за плечо лицом к себе и с напускным презрением произносит:

— Я требую, чтобы меня выпустили отсюда. Вы пожалеете о своей причастности к этому безобразию, когда узнаете, кто я.

Хейли приподнимает бровь, усмехается и интересуется, сложив руки на груди:

— И чем же ты мне угрожаешь?

Паника прорывается сквозь маску храбрости и мужчина, не зная, что делать, сжимает пальцы на шее девушки.

Такого она не ожидала. Одной рукой хватаясь за его запястье, второй она ищет на ближайшем столе тупой столовый нож и, нащупав его, с яростным криком всаживает нахалу в живот с такой силой, что тот входит в плоть по самые пальцы, держащие рукоять. Тот человек хватается за рану, судорожно вдыхает воздух и оседает на пол, ложась у ног Хейли.

Она с отвращением смотрит в стеклянные глаза и переводит взгляд на собственную руку, скользкую и мокрую на ощупь.

Кровь. На её руке. Она проклинает себя за то, что лишилась возможности почувствовать кайф убийства ещё утром, с мистером Сисеро. Кажется, она освободилась от той идиотской морали, от страхов и предубеждений. Ничего, время насладиться отросшими крыльями ещё будет. Наверняка. А пока нужно срочно выйти. Тот ублюдок всё-таки что-то пережал и в глазах стремительно темнело. Видя, что из зала выходит девушка, опираясь о стену и пачкая её кровью со своей руки, люди с оружием понимают, что она из своих.

Приглушённые крики и более свежий воздух в холле поначалу немного раздражают. К атмосфере хаоса привыкаешь за считанные секунды. У входа в зал со сценой стоят длинные столы с подносами, приготовленными для официантов, и вином, а так же тарелками с закуской. Хейли не смотрит на самые дальние бутылки с водой и осушает один за другим четыре бокала.

Поначалу вино кажется чуть более терпким чем надо соком. Она ждёт чувства облегчения и садится на пол.

Для чего это все? То, что произошло минуту назад. Хейли спрашивает себя, стоит ли Джером того, чтобы убивать себя и взращивать бесчувственную психопатку? Она ведь даже перестаёт чувствовать то благоговение, нежное всепоглощающее нечто, как в начале. Это становится помешательством, одержимостью, попыткой ухватиться за выступ наверху скалы, когда рухнул вниз тот, на котором приходилось стоять. Жалкое самовнушение, что она становится счастливее, что она становится кому-то другом, а не обузой. И ей плевать. Она точно знает, что готова покинуть его лишь по велению смерти. Она обвенчана с ним Дьяволом, они породнились кровью, кровь его отца на её руках. Она убьет не только себя до самого конца, но и кого угодно. Хоть Галавана, давно такая идея была. Этот парень как наркотик. Она не сможет жить без него, даже если не знает, почему. Готова стать его тенью, его щитом, его личным пушечным мясом, балластом, злобным арлекином, кем угодно, лишь бы вдыхать запах пороха и геля, исходящий от рыжих волос. Хейли усмехается. А сам Джером об этом знает? Возможно. Но скорее всего нет.

Алкоголь ударяет в голову со звуком тридцати барабанов. Хейли шипит, это было слишком резко, хоть и ожидаемо.

Срочно на улицу. Благо, можно пройти через чёрный ход, тут недалеко. Перед праздником им быстро рассказали все, что может спасти им жизнь, или наоборот лишить её. Этот ход был одним и для холла, и для того зала, где заперты люди. Есть риск встретить кого-то из гостей торжества.

К чертям. Потеря рассудка и слепая смелость зашагали перед Хейли, держась за руки.

Она следует за ними по коридору, заворачивая за угол, простреливая замок хлипкой двери за шторой и оказываясь в помещении, выполняющем роль склада со стульями, столами и некоторой выпивкой на особый случай.

Голоса…

Детские. Серьёзно?

Девушка делает недоумевающее лицо и смело направляется в сторону, откуда они доносятся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
100 величайших соборов Европы
100 величайших соборов Европы

Очерки о 100 соборах Европы, разделенные по регионам: Франция, Германия, Австрия и Швейцария, Великобритания, Италия и Мальта, Россия и Восточная Европа, Скандинавские страны и Нидерланды, Испания и Португалия. Известный британский автор Саймон Дженкинс рассказывает о значении того или иного собора, об истории строительства и перестроек, о важных деталях интерьера и фасада, об элементах декора, дает представление об историческом контексте и биографии архитекторов. В предисловии приводится краткая, но исчерпывающая характеристика романской, готической архитектуры и построек Нового времени. Книга превосходно иллюстрирована, в нее включена карта Европы с соборами, о которых идет речь.«Соборы Европы — это величайшие произведения искусства. Они свидетельствуют о христианской вере, но также и о достижениях архитектуры, строительства и ремесел. Прошло уже восемь веков с того времени, как возвели большинство из них, но нигде в Европе — от Кельна до Палермо, от Москвы до Барселоны — они не потеряли значения. Ничто не может сравниться с их великолепием. В Европе сотни соборов, и я выбрал те, которые считаю самыми красивыми. Большинство соборов величественны. Никакие другие места христианского поклонения не могут сравниться с ними размерами. И если они впечатляют сегодня, то трудно даже вообразить, как эти возносящиеся к небу сооружения должны были воздействовать на людей Средневековья… Это чудеса света, созданные из кирпича, камня, дерева и стекла, окутанные ореолом таинств». (Саймон Дженкинс)

Саймон Дженкинс

История / Прочее / Культура и искусство
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство