Мадам де Помпадур [Madame de Pompadour]

Граф де Клермон, сменивший в Ганновере Ришелье, был принцем крови, братом герцога де Бурбона и внуком великого полководца Конде. Он дрался во многих кампаниях под началом маршала Сакса, считавшего его хорошим офицером, но при этом оставался аббатом и очень любил богатое привольное житье в Сен-Жермен де Пре. Можно вообразить, какой хор из шуток, песен и эпиграмм под управлением Ришелье раздался по случаю его назначения. «Его зад приспособлен скорее для кресла, чем для седла», и так далее. Было бы куда разумнее, говорили они не без основания, назначить командующим этого забияку-архиепископа, Кристофа де Бомона. Однако едва лишь монсеньер аббат прибыл на фронт и оглядел войска, которыми ему предстояло командовать, он и сам обрушился на Ришелье с сокрушительным обвинением в письме к королю. «Я нашел армию Вашего величества разделенной на три корпуса. Первый находится на земле и состоит из воров и мародеров... второй лежит под землей, а третий по госпиталям». Состояние госпиталей было тоже не слишком утешительным, те из врачей и сестер, кто еще не сбежал, были не здоровее своих пациентов, всюду царили грязь и голод. Клермону пришлось сразу же уволить со службы восемьдесят офицеров за самовольные отлучки и преступления против гражданского населения. Целый полк гусар был расформирован и распределен по другим частям за грабежи, воровство и насилия. Вот в такое удручающее положение пришла прекраснейшая армия в мире из-за бездарного командования всего за восемь лет, истекших после смерти маршала Морица Саксонского. Помимо утраты морального духа солдаты были в плохой физической форме, истощенные маршами на голодном пайке.

Но Клермон был неспособен командовать крупными соединениями и почти немедленно начал серию отступлений. Мадам де Помпадур непрерывно слала ему письма, чтобы подбодрить командующего, и скоро сумка с почтой из Версаля сделалась ему ненавистнее всех остальных его бед и забот. Он перешел Везер в обратном направлении. «Что я могу сказать, монсеньер? Я в отчаянии, что Вы оказались вынуждены переправиться через Везер, а особенно из-за множества убитых и раненых, которых Вам пришлось бросить...» Клермон переправился и через Липпе и прибыл в Везель, потеряв Ганновер вместе с Гессе. «Надеюсь, что Ваши позиции на Рейне достаточно сильны, чтобы Вы могли должным образом восстановить силы... продолжайте Ваши полезные труды, монсеньер, и не падайте духом». В Версаль пришло известие, что он готовит новое отступление за Мозель. Маркиза написала отчаянное письмо — австрийской императрице грозило свержение с престола, а в этом случае Франция осталась бы в одиночестве, опозоренная и погубленная. «Такова, монсеньер, точная картина нашего положения. Больше у меня нет сил писать ни о чем, кроме непоколебимой преданности Вам». В конце концов эта длительная агония завершилась поражением Клермона при Крефельте 23 июня 1758 года.

Эта битва памятна главным образом гибелью графа де Жизора, единственного сына маршала де Бель-Иля. Де Жизору исполнилось двадцать шесть лет, и это был один из тех почти безупречных молодых людей, что так часто гибнут на войне. О нем искренне горевали и знать, и простолюдины, в Париже, в Версале, в Англии и даже в Германии. Фридрих говорил бывало, что многое мог бы простить французам за то, что они подарили миру графа де Жизора. (Это именно Жизор написал однажды из Лондона: «Если мадам де Помпадур разделяет абсолютное могущество Людовика XV, то леди Ярмут во всем разделяет импотенцию Георга II».). Его недолгая жизнь была омрачена отказом Ришелье отдать за него свою дочь, красавицу Септиманию. Он вышла замуж за графа Эгмонта, ужасно мрачного испанского гранда. Они с Жизором были слишком порядочны, чтобы «найти друг друга в свете», как предсказывал ее циничный отец; напротив, влюбленные изо всех сил избегали друг друга, но чувство их оставалось неизменным. Юная жена Жизора, дочь герцога де Нивернэ, горевала о нем до конца своих дней и отказалась вновь выйти замуж. Детей у них не было.

Все думали, что этот удар убьет маршала де Бель- Иля. Мадам де Помпадур сказала, что король немедленно должен отправиться к нему, но король испугался и старался увильнуть от этого посещения.

—      Гордый варвар, — продекламировала она, — ты полагаешь, что кровь подданного с лихвой окупается одним твоим взглядом.

—      Кто это написал? — спросил король.

—      Вольтер.

—      А, понятно. Я, наверное, действительно варвар, ведь это я дал Вольтеру должность и пенсию.

Но все-таки король отправился выразить соболезнования маршалу очень торжественно, в сопровождении королевы и двора. Он благородно и прочувствованно обратился к старику, и тот обрел утешение в его словах. Он не только не смутил короля выражениями горя, но держался совершенно стоически. Маршал не покинул пост военного министра, о чем и просил его король, и с головой погрузился в работу.