– Книга уже в типографии, – сказала я и, видимо, для того, чтобы усилить впечатление, добавила: – Издательство хочет, чтобы я рекламировала ее по телевизору.
У Артура снова сделался недовольный вид. Что ж, ничего удивительного. Я знала, что так и будет.
– Почему ты раньше ничего не говорила?
– Ты был так занят, – пробормотала я, – не хотелось тебя беспокоить. – И это, в общем-то, была правда: Артур познакомился с новыми людьми, и синусоида его активности снова шла вверх.
– Что ж, все просто замечательно, – сказал Артур. – Обязательно ее почитаю. Надо это отпраздновать; я, кстати, так или иначе собирался тебя кое с кем познакомить.
Под «отпраздновать» Артур понимал пойти в «Янг Лок Гарденз» на Спадина-авеню.
– Похоже на «Сай Ву» в старые времена, – сказал он, – когда они еще не были пижонским местом. – Артур имел в виду, что в «Янг Лок Гарденз» недорого. Однажды мы там уже были, и еда нам понравилась; однако, с моей точки зрения, для праздника нужно как минимум шампанское и по возможности свечи. А у «Янг Лок Гарденз» не было даже лицензии на продажу спиртного.
Но у Артура был обиженный вид, и я не стала спорить. Мы дошли до Спадина-авеню и сели в автобус. Машину Артур покупать не желал, называя это ненужной роскошью. Я понимала, что в моральном отношении он прав – он всегда бывал прав морально. Это вызывало восхищение, но понемногу начинало давить на психику.
Артур сказал, что хочет познакомить меня с некими Доном и Марленой Пью. Дон преподает на одной кафедре с Артуром, и у них одинаковые убеждения. Артур объяснил мне, что очень уважает воззрения Дона. Он всегда уважал воззрения других людей – вначале. Но позднее обязательно выискивал в них какую-нибудь гнильцу.
– Никто не идеален, – привычно говорила я. При этом мне все чаще и чаще хотелось добавить: даже ты.
В «Янг Лок Гарденз», как обычно, было полно народу. Нам помахала пара, сидевшая у дальней стены, и мы не без труда протиснулись к их столику.
– Джоан, познакомься: Дон Пью и его жена Марлена, – представил Артур. К горлу внезапно подкатила тошнота: я узнала Марлену – мы ходили в один скаутский отряд.
Она не сильно изменилась. Как и раньше, намного худее меня. Линялый джинсовый костюм, на кармане куртки вышит цветочек; светлые волосы, не очень густые и небрежно разбросанные по плечам; круглые очки в серебряной оправе. Стройное, сильное тело; на левой руке, на всех пальцах, толстые серебряные кольца, похожие на кастет. Сразу видно, что она «взлетела» до Лидера и ее рукава облеплены всевозможными нашивками. И что она ходила на курсы современных танцев. А еще гештальттерапии, карате, плотницкого дела… Марлена улыбнулась мне холодно и уверенно. Я, разумеется, была во всем болтающемся: шаль, длинные бусы (при необходимости – отличная удавка), шарф. Плюс не слишком чистые волосы и грязноватые ногти. Я с ужасом ощутила, что у меня развязаны шнурки – хотя в действительности их не было вовсе.
Мои плечи и бедра мгновенно вздулись от жира. Живот выкатился, как бочка; на голове вырос коричневый берет; скованные паникой ноги оделись в рейтузы. Глаза наполнились слезами. Как вирус в ослабленном горле, мое дремавшее прошлое проснулось и зажило бурной жизнью.
– Приятно познакомиться, – сказала Марлена. – Извините, – ответила я, – мне нужно в туалет. Я побежала в дамскую комнату, чувствуя на своей спине их удивленные взгляды. Заперлась в кабинке и долго сидела там, хрюкая и сморкаясь, слабея от жалости к себе. Вот так праздник. Марлена, мучительница, которая привязала меня к мосту и бросила, принесла в жертву чудовищу из оврага; изобретательная инквизиторша. Я вновь оказалась в тисках своего кошмарного детства – там, где мне вечно приходилось бежать за другими детьми, злыми либо равнодушными, протягивая вслед руки и выпрашивая хоть одно доброе слово. Марлена меня пока не узнала, но мне точно известно, что будет, когда это случится: она снисходительно усмехнется своим былым шалостям, а мне станет ужасно стыдно. Хотя я не сделала ничего плохого, и стыдиться следует ей. Почему же она разгуливает на свободе, а расплачиваться приходится мне? Потому что ее свобода – свобода сильных, а моя вина – вина всех беспомощных и беззащитных, всех неудачников. Я люто ее ненавидела.
Но не торчать же здесь весь вечер. Я вытерла лицо влажным бумажным полотенцем, поправила макияж. Надо идти и быть сильной.
Когда я подошла к столику, все ели кисло-сладкую рыбу, запеченную целиком, вместе с выпученными глазами. Они едва заметили мое возвращение, поскольку горячо спорили о культурном империализме Соединенных Штатов. С ними сидел еще один человек – лысоватый мужчина с грустными глазами и волосами песочного цвета. Звали его, как я вскоре поняла, Сэм. Представить меня, естественно, никто не потрудился.