Мадемуазель скульптор

Удалившись от дворца в рощицу, мы решили перекусить. Благо предупредительный Филипп прикрутил к одной из колясок средних размеров дорожный сундучок, где имелись не только столовые принадлежности, но и взятые в трактире холодные закуски во льду, а отдельно ехали оплетенные соломой бутыли с квасом и вином. Расстелили коврик, разложили салфетки. Ели ветчину, сыр, жареных перепелов и вареные перепелиные яйца, пироги, пирожные. Анна вино не пила, ограничившись квасом. А зато ее маменька лихо опрокидывала в себя стопочки. После традиционных тостов за знакомство, здоровье, за благополучие родных и близких, за любовь, за удачу, разговор пошел о грядущих переменах в России. Фальконе восхищался Екатериной II:

— Вашей стране очень повезло с императрицей. Европейка по происхождению, принесла она все то лучшее, что выработала Европа. Я с Вольтером не согласен в корне по атеизму его — общество без Бога мертво и обречено, но идеи просвещения, гуманизма разделяю полностью. И Екатерина, по-видимому, тоже, находясь в переписке с ним. И с Дидро. Мсье Дени — общий наш друг с Мари. Собирается погостить в России, принимая приглашение ее величества. Я ему написал, что мы тоже ждем его с нетерпением.

Анна рассказала, что ее Смольный институт создан Екатериной и Бецким по подобию французского института Сен-Сир, где воспитывают девочек из дворянских семей с шести лет; обучая до восемнадцати; им запрещено общаться с родителями, чтобы те дурно не влияли на дочек. А три года назад Бецкой основал при Смольном и Мещанское училище — для девиц из купеческих и мещанских семей (кроме крепостных). Принципы обучения те же. Анне работа нравится, но, наверное, выйдя замуж за Фонтена, посвятит себя целиком семье. Александр смотрел на нее с умилением и все время гладил ручку, — видимо, мне в отместку, но, признаюсь, что ни капли ревности в моем сердце не появилось.

За такой болтовней мы и не заметили, как Филипп и Наталья Степановна нас покинули. Фальконе посмотрел на меня со значением, отчего я весело посмеялась. Он сказал мне на ушко: «Может быть, и нам с тобой прогуляться? Пусть жених и невеста побудут наедине». Почему бы нет? Помахали им ручкой и направились в близлежащий лесок. Я произнесла:

— Хорошо, дышится легко! Молодая зелень плюс морской воздух просто опьянили меня!

— Плюс еще вино, — подсказал мэтр с улыбкой. — Я как будто лет на двадцать помолодел.

— Почему «как будто»? — посмотрела на него с восхищением. — Ты и есть молодой. Ни один человек не даст тебе пятидесяти — тридцать пять максимум.

Он поцеловал меня в ямочку между ушком и шеей. Прошептал:

— Отчего бы нам не заняться тем же, чем Филипп и его матрона?

— Ты серьезно? — Я спросила с недоумением, прислоняясь к дереву. — А не слишком ли это смело — тут, куда могут забрести праздные гуляки?

— Да плевать, плевать. — Фальконе уже распалился, покрывая мое лицо поцелуями. — Я хочу тебя. Я с ума с хожу от вожделения!

— Боже, что мы делаем!..

А потом, обессиленные, удовлетворенные, обнимали и целовали друг друга в неге и истоме. Он отряхивал чешуйки коры дерева у меня со спины, я — с его чулок. Улыбались, смеялись, как дети. Это были самые счастливые мгновения моей жизни.

Возвратились к нашему коврику на траве и застали Анну и Фонтена в тех же позах, что и раньше: девушка сидела, опершись на подушку, а наш друг возлежал возле ее ног; судя по всему, с ними за этот час ничего не произошло. Вскоре вернулся и Филипп с Натали — раскрасневшиеся, довольные. Мы хотели благополучно доесть и допить то, что взяли с собой, как внезапно небо заволоклось тучами, и на нас обрушился едва ли не тропический ливень. Вся компания бросилась под деревья, кавалеры накинули на дам свои камзолы, но ни это, ни солнечные зонтики никого не спасли — каждый вымок до нитки за несколько минут. А еще минут через десять облака рассеялись, засияло солнышко, словно бы дождя и не было вовсе. Петербургская погода лишний раз доказала свою изменчивость.

Натали сказала:

— Здесь неподалеку домики рыбаков, есть и баньки, можно заплатить, чтобы нас пустили помыться и обсохнуть. А не то и лихоманку можно подхватить.

Так и сделали. Русские в бане моются вместе — женщины и мужчины, не считая это зазорным, но поскольку из нас коренной русской была лишь мадам Вернон-Бирюлькина, мы настояли на том, чтоб ходить в мыльню порознь. Первыми запустили дам; я отметила совершенство форм будущей жены Александра, да и маменька без одежды выглядела тоже неплохо. Долго мы не парились, чтобы кавалеры не озябли в ожидании. А пока все плескались, наше облачение сохло на печи. В довершение всего рыбаки, хозяева бани, угостили нас на дорожку крепкой бражкой и мочеными яблоками — от того и от другого мы настолько раскисли, что обратную дорогу в Петербург вспоминаю с трудом.

Так прошло это воскресенье.

А к исходу августа выяснилось, что я беременна.

5