Мадемуазель скульптор

Лето 1768 года вообще богато было на события. Я вовсю работала над заказом императрицы, но, конечно, не без некоторых трудностей. Если саму Екатерину и графа Орлова я видела воочию, а царицу вообще уже лепила, хоть и по двойнику, то наследника мне пришлось ваять по доступным портретам — и не потому, что мать не хотела допускать скульптора к сыну, а лишь потому, что он болел и врачи не позволяли ему встречаться с кем бы то ни было из посторонних. Заодно я внесла изменения в бюст самой Екатерины (тот, что был исходником для ее скульптуры) — чуть прибавила пухлости щекам, округлила подбородок и слегка приподняла брови. Все мои работы, включая бюст, перевез в Царское Село Бецкой. Вскоре пришло письмо от ее величества. Вот оно, на французском, я его сохранила на всю жизнь как бесценную реликвию:

«Дорогая мадемуазель Колло, милая Мари, я была в очередной раз восхищена талантом Вашим. Медальоны великолепны, граф Орлов, цесаревич и я чрезвычайно похожи, бюст вообще выше всех похвал. Гонорар за проделанную работу Вы получите в Канцелярии от строений, а Ивану Ивановичу Бецкому я велела организовать избрание мсье Фальконе и Вас академиками Академии художеств. Но не почивайте на лаврах: впереди новые заказы, Вы у меня без работы не останетесь. Обнимаю Вас, милое дитя. Ваша Екатерина».

Деньги, выданные мне (а именно — 45 тысяч ливров), я по почте переслала в Париж брату с просьбой открыть счет на мое имя в банке под хороший процент — пусть лежат и копятся к моему возвращению из России. Мало ли куца повернет судьба, надо быть во всеоружии при любом раскладе.

Фальконе работал не покладая рук над большой моделью памятника Петру (в масштабе 1:1) и закончил бы его к осени, если бы не отвлекался на дела с постаментом. Вместе с де Ласкари ездил под Кронштадт и осматривал камень, но по-прежнему оставался в сомнениях — не устраивали его ни величина, ни фактура, ни пропорции. А Бецкой торопил. У Этьена голова шла кругом. Неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы в последних числах августа не возник на нашем пороге бородатый селянин лет примерно сорока, в белой простой рубахе, полосатых портах, заправленных в сапоги, и с котомкою на плече. Снявши шапку и поклонившись, обратился к мадам Петровой, открывавшей дверь:

— Оченно извиняюсь, ваше степенство, только не доложите господину французу, что ваяют памятник царю, мол, имею до него дело?

Женщина ответила:

— Доложить доложу, коли буду знать, как сказать. Кто таков и какое дело?

— Есмь казенный крестьянин Семен сын Григорьев Вешняков из деревни Ореховки Устюжинского уезду. Слышали мы, будто посулили они сто рублев за камень, на который памятник поставить. Так имеется таковой в Лахтинском лесу. Прозывается он Гром-камень, в честь царя, значить, Петра Алексеича.

— Ну, гляди, коли врешь, спуску не дадут.

— Для чего же врать, коли говорю, словно на духу.

Вешнякова впустили и препроводили в мастерскую. Он увидел почти законченную модель монумента, ахнул и перекрестился. Прошептал:

— Свят, свят, свят! Будто бы живой!

Я перевела. Фальконе спросил:

— Кто, Петр?

Крепостной отозвался:

— Нет, конь.

Фальконе рассмеялся, а Семен продолжил:

— Мы Петра Алексеича-то зреть не зрели, бо они почили в Бозе до нашего рождения. По рассказам стариков знаем. Посещали царь-то батюшка наши места. И на камешке том стояли.

Мало-помалу при моем и Петрове посредничестве удалось прояснить его легенду. Якобы много лет назад, воевали когда русские со шведами, проезжал Петр эту Лахту и увидел глыбу, торчащую из земли. Захотел подняться и осмотреть местность. Тут внезапно налетела гроза, гром гремел, молнии сверкали, и одна из них прямо-таки ударила в камень, на котором стоял император. И кусок камня отвалился. Но его величество не задело. Он перекрестился и сказал: «Бог меня бережет». И с тех пор население Лахты именует валун Гром-камнем.

Мэтр слушал, словно завороженный, бледный, и сказал потом:

— Пресвятая Дева, да ведь это знамение! Камень, на котором стоял Петр, должен быть постаментом Петру. Да еще название какое — Гром! Петр и есть гром и молния. Едем к де Ласкари!

И они помчались в Канцелярию от строений, где крестьянин снова изложил все, что знал про глыбу, а потом спросил, где и когда можно получить обещанные сто рублей. Де Ласкари ответил: «Все получишь сполна, я еще от себя добавлю, если камень твой к делу подойдет». Было решено, что назавтра утром он, Фальконе, Вешняков и несколько солдат сопровождения поспешат в Лахту.

Дальше знаю со слов мэтра.