Мадемуазель скульптор

26 сентября мы все — Фальконе, я, Фонтен, наши домоправители и Филипп — наблюдали за процессом разгрузки камня. Баржу затопили — и она легла на вбитые в дно сваи. А валун оказался вровень с набережной. Проложили деревянные рельсы с медными шарами. Многочисленные работники стали тянуть скалу канатами. Медленно она переместилась с судна на сушу и по рельсам въехала в сарай-ангар. Вся толпа дружно зааплодировала, а работники, утирая пот с лица, весело улыбались. Так благополучно закончилась эпопея с перевозкой Гром-камня. Государыня велела отчеканить специальную медаль с надписью «Дерзновению подобно» и вручить ее всем участникам операции. Кроме того, командиры и начальники получили по 500 рублей, а простые матросы и рабочие — вдоволь вина и пива.

Предстояла теперь обтеска камня, укрепление его на месте установки и соединение спереди и сзади с дополнительными фрагментами.

Но мое внимание было тогда отвлечено неожиданным известием. Посетила доктора, жалуясь на недомогание, и узнала, что опять жду ребенка. Пресвятая Дева! Словно не касаясь земли, побежала (полетела?) к Этьену. Но реакция его оказалась более чем сдержанной. Он, конечно, обнял меня и поцеловал, а потом вздохнул:

— Столько забот сразу навалилось! Сможем ли мы справиться со всеми?

Я ему ответила:

— Без меня бы не справился. А вдвоем мы не то что Гром-камень — горы свернуть можем!

Фальконе прижал меня крепче, только вновь тяжело вздохнул.

Глава восьмая «ЛИТЬ ИЛИ НЕ ЛИТЬ?» — ВОТ В ЧЕМ ВОПРОС!

1

А война с Турцией шла вовсю, летом 1770 года состоялось знаменитое Чесменское морское сражение, увенчавшееся победой русских. И на суше турки терпели поражение за поражением. Для переговоров с ними о мире был отправлен сам Григорий Орлов, но повел себя он недипломатично, чуть ли не надавав своим оппонентам по физиономии. И Екатерина его отозвала. С этого момента понемногу звезда фаворита начала закатываться. Говорили, что Орлов от переживаний тронулся умом, и его послали на лечение за границу. А ему на смену появился другой Григорий — Потемкин. Но об этом чуть позже.

У Бецкого тоже было много хлопот — Академия художеств и Шляхетский корпус (где он числился шефом), и, конечно, Смольный институт благородных девиц с Мещанским училищем, и еще Воспитательные дома в Москве и Петербурге. Памятником Петру совершенно не занимался.

А работа над монументом между тем буксовала: нужно было думать об отливке, и посланники России по всей Европе начали разыскивать мастеров-литейщиков. Наконец, граф Шувалов заключил в Риме контракт с некими чеканщиками Гаэтано Мерки и Карло Ришером: те приехали в Петербург поздней осенью 1770 года.

Фальконе эта парочка сразу не понравилась: первый — грубиян и наглец, этакий верзила с бычьей шеей, а второй маленький и юркий — судя по всему, подмастерье: по работе и в постели. И к тому же, как выяснилось, отливать они не умели — только чеканить и обтачивать готовое литье. Поругавшись со всеми, итальянцы вскоре уехали.

По рекомендации князя Голицына (он уже переехал из Парижа в Гаагу — стал посланником России в Нидерландах), в Петербург пожаловал известный литейщик Бенуа Эрсман. Он был худощав (если не сказать «тощ») и все время сморкался в необъятных размеров носовой платок. Обещал отлить памятник за год и потребовал гонорар в 140 тысяч ливров (это при том, что Этьену за 8 лет работы обещали 200). Но причиной размолвки сделались не деньги, а технические противоречия: Фальконе настаивал, чтобы грудь и голова лошади были при отливке тоньше, чем круп и задние ноги — для устойчивости, а литейщик утверждал, что такое невозможно в принципе. Словом, не столковавшись, мастер уехал восвояси, правда, оставив одного из своих помощников — Поммеля. Но рассказ о нем еще впереди.

Наконец, из Копенгагена прибыл литейщик Гоор. Он как раз брался сделать стенки спереди тоньше, но просил за работу 400 тысяч. И Бецкой, и Фальконе вытолкали его в шею.

Ситуация складывалась патовая. Мэтр был в отчаянии, а Бецкой негодовал, опасаясь гнева ее величества. Наконец, он вызвал к себе Этьена для серьезного разговора. Я, понятное дело, не присутствовала при сем и могу воспроизвести их диалоги лишь со слов Фальконе. Вот примерно как это происходило (разумеется, на французском языке).

БЕЦКОЙ. Проходите, мсье Этьен, рад вас видеть у себя дома. Я живу один, лишь со слугами только. Не нашел в жизни ту, с кем бы захотел пойти под венец.

ФАЛЬКОНЕ. А вот эта молодая особа, что встречала меня внизу? Очень привлекательна. Сразу видно — азиатская кровь.

БЕЦКОЙ. Да, она наполовину черкешенка. Сирота. Я ее взял в свое время на воспитание, относясь по-отцовски. И теперь на ней мое домашнее хозяйство, исполняет обязанности экономки. Нет-нет, вы о чем подумали? Все почему-то так думают. Где она и где я! Только попечительская забота.

ФАЛЬКОНЕ. Как вам будет угодно, мсье.