Мадемуазель скульптор

— Полно, полно, Мари. Все устроилось как нельзя лучше. Надо думать не о прошлом, а о будущем — о ребенке, о нашей свадьбе. Нынче же отправлюсь к отцу Жерому и договорюсь о дате венчания. А к тебе должен скоро прийти Фонтен — приведи себя в порядок к его приходу.

Да, Фонтен! Надо же сказать и Фонтену. Как он отреагирует?

Мы заканчивали с ним бюст Натальи Алексеевны в мраморе. Не моту сказать, что сия скульптура — крупная удача моя. То есть, безусловно, похожа на оригинал, симпатична и благообразна, но какой-то изюминки не хватает. Некоей чертовщинки, превращающей изваяние в живую плоть. Даже знала, как это сделать, но боялась, что такая «ожившая» великая княгиня не понравится ни ей самой, ни супругу, ни государыне, — приходилось жертвовать искусством во имя политики с политесом.

Александр несколько опоздал, был весьма чем-то озабочен. Я спросила, что произошло. Он взглянул на меня рассеянно, а потом тряхнул головой:

— Ай, какая разница. Нелады в семье.

— Что, поссорились?

— Да, с мадам Вернье. Но ведь теща с зятем всегда ссорятся.

— А из-за чего?

— Как обычно, слово за слово… Анна захотела соленых огурцов, я пошел и купил. Но она есть не стала, говоря, что они пахнут бочкой. Я пошел и купил другие. Эти почему-то пахли рыбой, и она от них тоже отказалась. Тут пришел Поммель и принес огурцы от мадам Петровой (как он узнал, что моя жена хочет огурцов?). Эти оказались как нельзя лучше, Анна была в восторге. А мадам Вернье бросила с издевкой: «Вот учись, как надо обходиться с женщинами!» Я, понятное дело, разгорячился: мол, готов уступить вашу дочь Поммелю, если он для вас такой замечательный. А она: «Ты давно ее уступил, болван!» Представляешь? Что бы это значило? Вот хожу и думаю: может, и ребенок не от меня, а от Поммеля?

Я взяла его за руку:

— Погоди, успокойся. Безусловно, Поммель — большой проныра, но не думаю, что настолько. Да, отвешивал комплименты твоей жене, а она ему строила глазки, но когда им было сойтись по-настоящему? Он обычно в мастерской по литью, правда, больше спит, чем работает, но всегда на виду. Анна же сидит дома с девочкой…

Александр отнял руку:

— Знаешь, при желании можно найти и время, и место! А тем более я бываю пьян периодически по праздникам… Мы с Филиппом — ты знаешь — иногда себе позволяем…

— Лишний раз говорит о вреде пьянства.

— Да, согласен… Но теперь-то что делать?

Я пожала плечами:

— Ничего. Жить, как жили. Постараться отвадить Поммеля от дома.

— Нет, а если ребенок от него?

— Что ж с того? Русские говорят: не тот отец, кто родил, а кто вырастил.

— Мне растить чужого ребенка?

— Будешь любящим родителем — он твоим и станет.

Но Фонтену это не понравилось:

— Не смогу… Сердцем не приму…

— Но ведь ты не уверен, что он не твой! Может быть, и твой.

— Не уверен, да… Ах, Мария, я с ума схожу!

Обняла его, словно брата, и погладила по спине:

— Тихо, тихо, дружочек. Лучше бы помог мне в моей ситуации…

Он уставился на меня вопросительно:

— У тебя тоже нелады?

— Я не знаю, как сие назвать… Ты сейчас поймешь. Дело в том, что в ближайшее время замуж выхожу.

У него глаза сделались квадратными:

— Мэтр Фальконе все-таки решился?

Я вздохнула:

— Фальконе, Фальконе, да не мэтр только…

— Как? А кто?

— Фальконе-младший.

Александр почти шарахнулся от меня:

— Пьер?! Да ты рехнулась!

Я даже оскорбилась немного:

— Отчего так считаешь?

— Оттого, что на нем пробы ставить негде! У него на лице написано — бражник, гуляка, прохиндей!

— Не преувеличивай. Он давно не пьет. Начал преподавать в Академии. Написал портрет ее высочества. Взялся за ум, короче. А семейная обстановка сделает его мягче, умиротворит.

Друг не согласился:

— Нет, горбатого могила исправит. Заклинаю тебя, Мари: откажись от свадьбы. Делаешь ошибку. Я бы еще смирился с браком твоим с мсье Этьеном — он же гений, и ты гений, вы должны быть вместе. Но не с Пьером! Он тебя погубит! Откажись, молю!

— Ах, Фонтен — поздно, поздно: жду от него ребенка.

— Что, от Пьера?!

— Да.

Резчик перекрестился:

— Пресвятая Дева! Господи, помилуй! — заглянул мне в глаза: — Пьер тебя изнасиловал? Можешь промолчать: изнасиловал! А иначе бы ты не согласилась на это… Я убью его!

Я взяла Алекса за плечи и тряхнула сильно:

— Хватит! Прекрати! Не твое дело, как это случилось. И вообще — какая разница? Главное, что я стану матерью. И ребенок не будет незаконнорожденным. Остальное — терпимо.

Сидя напротив меня на стуле, запустил пальцы в шевелюру и качался, как молящийся иудей:

— Боже, Боже, чем мы провинились? За какие такие грехи нам ниспосланы муки эти?

Я ответила:

— Муки не за грехи. За грехи — кара. Муки даются, чтобы испытать силу духа. Муки Иисуса — не за Его грехи, а во имя искупления грехов человечества. Если мы с честью преодолеем муки, то очистимся. И приблизимся к Абсолюту. Надо терпеть и верить.

Александр в очередной раз качнулся:

— Мы не угодники, чтобы терпеть и верить тупо.

— Мы не угодники, но тянуться к святости надо.

Села рядом с ним, положила голову ему на плечо.