Мадикен

– Если так делают в Стокгольме, отчего бы и мне не сделать! – говорит тётя Нильсон, а затем все узнают от неё, что же люди делают в Стокгольме. Там бедняки идут в больницу к докторам и продают своё тело для того, чтобы доктор мог его потом разрезать. Живых людей, конечно, никто не режет. Ты получаешь несколько сот крон и можешь их использовать при жизни, как тебе заблагорассудится, а когда умрёшь, доктор получит твоё тело. Докторам надо знать, как человек устроен внутри, чтобы не ошибиться, когда они будут делать больному операцию.

– Таким образом, я сделала доброе дело, – говорит тётя Нильсон. – Заодно я и сама наконец узнаю, отчего у меня в животе всё крутит и крутит и почему он иногда болит.

Понемногу до дяди Нильсона дошло, что тётя Нильсон на этот раз додумалась до очень ловкого хода.

– И сколько же тебе заплатили? – спрашивает дядя Нильсон.

– Двести пятьдесят крон! Поэтому у меня хватило денег на котлеты и всё остальное, да ещё и осталось несколько десяток в запасе.

– Двести пятьдесят крон! Это же надо, какие деньжищи! – говорит дядя Нильсон. – Вот уж никогда бы не дал столько за мёртвую старушонку!

Сказав это, он погладил тётю Нильсон по щёчке.

– Но ты, конечно, другое дело! – говорит он. – Ты стоишь больше миллиона!

Может быть, тётя Нильсон и стоит миллион, но она довольна тем, сколько ей дали.

– Я и так неплохо получила за моё толстое и неповоротливое тело. Впрочем, теперь-то уж и не моё, если быть точной.

Дядя Нильсон очень доволен тётей Нильсон, он повеселел и оживился. Они сидят рядышком на диване, дядя Нильсон обнимает жену и поёт ей песенку:

Как голубок к своей голубке
В гнездо родное летит,
Так и к тебе, мой свет, моя лилея,
Твой друг спешит.

Потом Аббе заводит граммофон и ставит пластинку с «Адольфиной», и дядя Нильсон приглашает тётю Нильсон танцевать. Он так её закружил, что тётя Нильсон стукнулась головой о дверной косяк.

– Ты уж поаккуратней, Нильсон, – говорит ему тётя Нильсон. – А то Берглунд получит купленный товар раньше, чем я ожидала.

Мадикен сидит, притулившись в углу дивана, и смотрит, как они танцуют, но в душе она мечтает сейчас оказаться как можно дальше от этого дома. Только чтобы не видеть тётю Нильсон! Ведь то, что случилось, ужасно! «Неужели никто этого не понимает!» – думает Мадикен. Ужасно даже представить себе, что тётя Нильсон однажды умрёт. Но ещё ужаснее думать о том, что дядя Берглунд заберёт её тело и разрежет, чтобы посмотреть, что у неё там внутри! Тётя Нильсон частенько повторяла, что «бедняка ничего хорошего в жизни не ждёт, одна надежда на честное погребение», а теперь ей и этой надежды не осталось. Мадикен в полном отчаянии. Когда она узнала, откуда взялись эти деньги, ей стало так тошно от съеденной котлеты, лучше бы уж, кажется, вырвало! Бедная, бедная тётя Нильсон! Вот, оказывается, что значат слова про беззащитную бедность и на какие поступки она толкает людей!

А тётя Нильсон танцует и радуется как ни в чём не бывало. В разгар веселья раздаётся стук в дверь и входит фабрикант Линд. Мадикен его раньше никогда не видала, но сейчас сразу догадалась, кто пришёл. Именно такое выражение должно быть у человека, который способен забрать чужой комод.

– Я смотрю, у вас тут веселье! – говорит он недовольным голосом.

– Что ж! Иной раз не вредно и поразмяться, вот мы с женой и поплясали! – говорит дядя Нильсон. – А ты зачем пришёл-то?

– Сам знаешь, – говорит Линд. – Добился наконец, что придётся описывать твоё имущество. Иначе, я вижу, от тебя никогда не дождёшься денег.

– Вон как! Не дождёшься, говоришь? – И с этими словами дядя Нильсон выгребает из кармана две мятые стокроновые бумажки. – За кого ты принимаешь Э. П. Нильсона, если думаешь, что он не наскребёт такой завалящей суммы! Ты ещё не знаешь Э. П. Нильсона!

Получив свои деньги, Линд торопится уйти. Дядя Нильсон провожает его на крыльцо и, чтобы Линд покрепче запомнил, втолковывает ему, какой молодец Э. П. Нильсон. Линд, наверноее, долго ещё не забудет того, что услышал.

В комнате стало тихо. Но вдруг снаружи послышался громкий голос дяди Нильсона:

– Идите-ка сюда, я вам покажу что-то красивое!

Тётя Нильсон выходит на крыльцо, за нею следом Аббе и Мадикен. Дядя Нильсон показывает пальцем на небо:

– Гляньте-ка туда!

Они взглянули вверх и увидели вечернюю звезду. Она сияла над дровяным сараем и переливалась бриллиантовым блеском, как перстни прабабушки, о которых рассказывал Аббе.

– Это Венера, – говорит дядя Нильсон. – Так называется вечерняя звезда. Ты это знала, дорогая Мадикен?

Нет, дорогая Мадикен не знала, и тётя Нильсон тоже.

– Можно разглядывать звёзды, это понятно. Я вот другого никак не пойму – откуда люди узнали их названия?

Ласково посмотрев на жену долгим взглядом, дядя Нильсон говорит:

– Как прекрасна твоя простота, котелок ты мой с мякиной!

Скоро приходит Альва, чтобы забрать домой загостившуюся Мадикен. Тётя Нильсон предлагает ей кренделёк, и Альва с удовольствием принимает угощение. Но, выйдя от Нильсонов, Альва говорит: