Маг и нимфа, или неправильное фэнтези

— Диль, это неважно, — оборвал его Сэг, слушавший с нескрываемым раздражением. — Важно то, что мы лечим людей, и только это.

У Диля было выражение лица человека, чьей любимой песне наступили на горло и который при этом слишком хорошо знает, что спорить бессмысленно.

— И пусть. Но я с этим не согласен, — сказал он негромко, обиженно скрестив на груди руки.

— Твоё дело, — буркнул Сэг. — У вас всё?

— Да, конечно, — поспешил ответить за меня Сай. — Огромное спасибо за терпение и за ваше время.

Жрец начал недвусмысленно подталкивать меня к выходу, и я повиновался.

— Да, кстати, — бросил мой спутник словно бы невзначай. — Мелисса просила сказать, что мы через час выступаем. Это всё, мы уходим.

Лицо миссионера от медицины побагровело.

— Через час? — взорвался он. — Какого голема, Сай! Ты думаешь, у нас остаётся хоть какое-то время на сборы?!

Сай улыбнулся обезоруживающей улыбкой.

— Просто сотвори ещё одно чудо, — сказал он. — Для неё. Это она так сказала. Пошли, пошли!

Под летящие нам вслед проклятия мы пробежали через палату и выскочили наружу.

— Секретарь — должность далеко не всегда почётная, но порою весьма интересная, — доверительным тоном поведал Сай. — Ну, как вам, понравилось?

— Я далеко не всё понял, — признался я.

Жрец улыбался.

— Молодой этот, Диль... Что именно они разрабатывают?

— Новые методы лечения больных, что же ещё? Я бы мог вам рассказать, но в наших терминах вы всё равно ничего не поймёте. Сюда, пожалуйста.

Мы обошли храм и ступили в лес. Ночь была лунная, и идти было почти комфортно.

— Даже если я переведу в ваши термины, вы всё равно не поймёте, если вы только не врач, — продолжал Сай. — А если поймёте, то скажете, что все наши разработки — пещерный век, и будете, чёрт возьми, правы... А хотите знать мой взгляд на эти вещи?

— Хочу.

— Плохо лечить людей — плохо. Хорошо лечить — хорошо. Лечить одинаково хорошо — хорошо, но лечить всё лучше и лучше — ещё лучше. В мире есть немало людей, которые назвали бы каменным веком ваши самые распередовые техники излечения и тоже были бы правы. Так что теперь — не лечить?

Он вдруг умолк на полуслове и посмотрел на меня как-то затравленно.

— Одёргивайте меня, если я буду слишком много трепаться, ладно? — жалобно попросил он. — А то я могу... Привык, знаете ли, к тому, что меня воспринимают исключительно как голос Мелиссы, и, когда появляется новый слушатель, меня порой прорывает.

— Что вы, — возразил я. — Говорите, пожалуйста, мне весьма интересно.

— Спасибо, — кивнул Сай. В его очках отражались огни приближающегося лагеря.

***

Посещение лечебницы дало мне некоторое представление о том, что я должен буду увидеть во время экскурсии. Я ожидал, что меня будут знакомить с умными, честными, самоотверженными людьми общественно полезных профессий, светлых идеалов и высоких целей, решительно противостоящими прогнившим порядкам предательски-низких миров Сугов и Сигаулов. Я ждал кульминации борьбы света с невежеством — борьбы, над которой флагом реяло бы имя Мелиссы. Я ждал этого; я ошибся.

Из всей экскурсии я не запомнил практически ничего — может быть, сказывалась усталость этого безумного дня, а может, я просто не знал, что именно следовало запоминать. Сай водил меня от палатки к палатке, от человека к человеку, от судьбы к судьбе — но везде ограничивался набором дежурных фраз и приветствий: «Привет, как дела?» — «Что родители?» — «А как сам?» — «Пошли дела кое-как?» — да ещё иногда: «Мелисса сказала, через сорок минут выступаем». Я вслушивался в эти беседы, ища в них скрытый смысл, но его там не было, так что вскоре я плюнул и стал просто таскаться за Саем подобно ребёнку, боящемуся отстать от родителей, тем более, что его слова, обращённые ко мне, проясняли ситуацию не больше: «Теперь вот сюда». — «Прошу вас, в таверну». — «Сейчас вы посмотрите на наших бойцов». — «Милая девушка, не правда ли?» Мне запомнились лишь несколько лиц: улыбчивая друидка за барной стойкой, боец, на лице которого лежала мертвенная маска страха, да ребёнок, про которого я так и не понял, что он делает в военном лагере.

Так продолжалось достаточно долго («Выходим через тридцать минут». — «Через двадцать минут». — «Через четверть часа»). Наконец, когда моя голова окончательно пошла кругом от обилия лиц, имён и незначащих разговоров, мы вдруг снова оказались в лесу, а затем — в Храме.

Вернувшись в комнату, молодой жрец прислонился к стене, снял очки и, негромко застонав, принялся массировать пятернёй раскрасневшееся лицо. Потом он близоруко посмотрел на меня.

— Ну, как вам? — спросил он еле слышно.

— По-разному, Сай, по-разному... Я и не предполагал, что здесь у вас есть кабак.

Жрец посмотрел на меня очень серьёзно.

— Мы очень многому у вас научились, — с непонятной интонацией сказал он. — Может быть, даже слишком...

Он вздохнул.

— А если серьёзно, Сай, я ни бельмеса не понял, — признался я. — Что это? Кто все эти люди? Это всё ваши? — жрец смотрел на меня, не мигая. — Или всё это — не ваши? Зачем вы показывали их мне?

Сай надел окуляры и сделал странный жест, словно бы беря с полки невидимую указку.