Магаюр

Переночевав у тёти с дядей, ранним туманным утром Григорий переправился через реку и поплёлся сквозь лес по разбитой лесовозами дороге. На нём так и остались ливрея и невероятные щегольские сапоги. В них он ощущал себя то полководцем, то рок-звездой. В разгар воображаемого выхода на бис к ревущей толпе поклонников Григорий услышал звуки дудки вдалеке. Кто-то в лесу явно наигрывал то ли канувший в Лету военный марш, то ли весёлую пастушескую мелодию. Григорий остановился, чтобы прислушаться и оглядеться, и в этот момент последняя нота растворилась в лесном воздухе. Григорий обернулся и увидел, что кто-то догоняет его быстрым шагом. Стало тревожно – по этой дороге редко кто-то ходил, а тем более с музыкой. Мало ли кто? Мало ли что? Место глухое. Вскоре к нему приблизился какой-то невысокий бородатый мужик в странной поношенной одежде, напоминающей балахон из мешковины. На голове у него красовался высокий войлочный колпак с бубенцами, которые побрякивали при каждом шаге. Выражение лица мужика можно было назвать озарённо-глумливым. В руке он держал дудку. На шее висело ожерелье из синих камешков. Подпоясан он был ярким ремешком из разноцветных верёвок, на котором висел кожаный кошель, нож в берестяных ножнах и ржавое металлическое приспособление, похожее то ли на штопор, то ли на ключ для замка сумасшедшей конструкции. А на ногах у него были самые настоящие лапти. Незнакомец тоже уставился на ноги Григория.

– Уж не князёк ли тут ходит в таких сапожищах?

– Нет. Я просто Гриша.

– Григорий, значит! И я Григорий. Ты только не скажи кому, что Григория-то видал, в бегах я.

– Зэк, что ли? – недоверчиво спросил Григорий.

– Скоморох! Песни пою, пляски пляшу. Да только не могу больше перед нашим боярином прыгать, ирод он, каких поискать… Сочинил я ему былину-небылину о Руси Великой, о стародавних временах, о неисповедимых путях, чтобы нынешние дураки на ошибках прежних дураков училися, а он махнул рукой и говорит: «Ты давай, Гришка, ещё раз про козлёнка пой». И смеётся, как дурак. И медовуха у него по усам течёт прямо в кашу.

– Я думал, скоморохов нет давно.

– Да уж скоро и не станет. Слово не скажи – в темницу кидают, в поганую яму, к попу тащут, на судилище, что за дела срамные? Хиханьки да хаханьки только подавай, все стали как дети малые, только злые. Вот ты, князь, подумай: стоит ли новый терем строить, коли народ голодный еле ходит? Но боярин благородной крови, видите ли, хочет только развлечения да холопского послушания, а думу думать не хочет…

– Бывает, – многозначительно протянул Григорий, подумав о режиссёре.

– Ты, Гриша, с такими не связывайся. Серебро их, яства – ловушка чудовищна! Лучше скитаться по деревням, простых людей веселить да поучать, чем этих мироедов скотских. Слово ты моё уж помяни…

– Ладно.

– Хренадно! И с девками поосторожнее… Навидался я всяких… Не отвяжисси.

– Ага.

– Видел в одной пару бесов, так они всё время спорили друг с другом. Ну, пошёл я, боженька зовёт, глазом подмигивает!

– До свиданья, – пробормотал юноша и посторонился.

Скоморох Григорий удивительно резвым шагом прошёл вперёд, достал дудку и заиграл. Григорий готов был поклясться, что это был мотив песни популярной фолк-группы, чьи клипы иногда крутят по МузТВ. Как же она называется? «Лесные тролли»? «Травушка-муравушка»? «Медвежий угол»? Пока он думал, скоморох свернул с дороги в лес и скрылся среди ёлок. А Гриша ещё долго брёл к себе в деревню, напряжённо глядя под ноги, чтобы не слишком изгваздать сапоги, которые можно будет продать цыганам.

Нож

У Нины Яковлевны, инженера-метролога местного нефтеперерабатывающего завода, была странная привычка. В супермаркетах она выбирала человека, шла за ним и клала в свою корзину то же самое. Чаще выбор падал на женщин: кто-то был похож на её любимую актрису, у кого-то пальто как в журнале, но обычно – по практическим причинам: они брали достаточно продуктов, высматривали те, что посвежее, и Нине Яковлевне не приходилось ломать голову, что купить. Иногда ей попадались бережливые дамы, время от времени – любительницы выпить; были такие, кто покупал наборы для суши, и тогда Нина Яковлевна озадаченно лепила суши, с трудом прожёвывала и вечером засыпала голодной. Будучи в приподнятом настроении, она даже заводила беседы со своими преследуемыми: «Это очень хорошая треска, да», «Как подорожал сыр, безобразие!», «Одна химия в колбасе, посмотрите на состав». Таким образом она выведывала новые рецепты и влияла на выбор жертвы, от которой зависел её ужин.

Бывало, ей надоедали домохозяйки, и она ходила за мужчинами. Так она распробовала замороженную пиццу, супы в пакетиках и отечественное пиво, скопила коллекцию шампуней против облысения и научилась безучастно отламывать голову и хвост креветкам. В «мужские» вечера она не работала с документами, принесёнными с работы домой, а смотрела допоздна кино и ужинала, лёжа на диване.