Магазин работает до наступления тьмы (СИ)

А дальше в памяти не осталось ничего — ни вспышек, ни хотя бы проблесков.

***

Входная дверь была заперта с самого утра, но Матильда по давней привычке поглядывала в зал — не пришел ли кто. И все не отставала, зудела, как комар:

— Вы же им не расскажете? Не расскажете, правда? Лучше напишите в отчете, что мы часы изъяли. Вещь глубоко не в себе и с чувственными проявлениями. И что я про шляпную коробку забыла — тоже напишите… Хозяин, ну что вы молчите!

У Хозяина дернулась щека, и он указал на настольные часы, покоившиеся на прозрачной хрустальной подставке, словно на подтаявшей льдине.

— Никто ничего не узнает! Комар носа не подточит! Просто не пишите в своем дурацком отчете…

— Ты забываешься, Матильда. Еще хоть слово, и я упомяну в отчете твое неподобающее поведение. — Хозяин постучал пальцем по стеклу циферблата. Граненые стрелки показывали семь ровно.

— Да хоть каждый раз упоминайте! Только про бесомрака не надо…

Хозяин, помедлив, кивнул. Его щека дернулась снова.

— Правда?

— Ты испытываешь мое терпение.

Матильда просияла и подозвала Женечку. Вместе они ухватили свернутый ковер и потащили ко входной двери магазина. Чуть не промахнулись мимо проема, потревожили бамбуковую занавесь, уронили этажерку и расколотили гипсовый бюст Гагарина. Да, с такими помощниками можно не сомневаться, что все будет в лучшем виде, комар носа не подточит, никто не узнает… Они добрались до двери, открыли ее — даже ключом в замок попали всего-то со второй попытки. Полоса тусклого красно-оранжевого света легла на пол, потянуло подгоревшим мясом. Матильда и Женечка опустили ковровый рулон на плитку и надели солнцезащитные очки — молодцы, хоть этим озаботились заранее.

— Матильда! — окликнул Хозяин.

Матильда повернула голову, блеснули круглые синие стекла.

— А где тот юноша, который теперь здесь работает? Он сегодня не придет?

— Не знаю, — пожала плечами Матильда. — Ему, наверное, надоело.

Порыв ветра из-за двери швырнул Женечке в лицо горсть песка. Матильда, не дожидаясь, пока Женечка отплюется, подняла переднюю часть рулона и потащила его за дверь. Из рулона вывалилась ступня в стоптанном ботике «прощай, молодость». Хозяин отвернулся, не в силах больше наблюдать за этой нелепой попыткой сокрытия улик. Наконец дверь захлопнулась, и стало тихо.

***

И оставил дверь приоткрытой, подперев ее чугунным утюжком — может, кто-нибудь заинтересуется и зайдет. Нет ничего лучше обыкновенного посетителя, праздношатающегося и любопытствующего, который не притащил, беспокойно озираясь, очередную вещь не в себе, а зашел «просто посмотреть»

Но шло только время, а люди не шли. Никто не желал бродить по залу и отвлекать Хозяина ни к чему не обязывающей беседой. Тогда Хозяин пошел в свой кабинет, достал из-под дивана чемодан, из чемодана — шляпную коробку, и поднял круглую крышку. Укрощенные часы-«луковица» лежали на дне спокойно и безмолвно, будто спали. Их надлежало отправить туда, откуда они явились, но… Хозяин протянул к часам руку, почти коснувшись их кончиком указательного пальца, и тут же отдернул. Если он все правильно понял, часы переносили коснувшегося их в какой-либо значительный для него момент времени, возможно — в самый значительный. Что это будет: расправа над пуховым старичком или, к примеру, момент, когда он впервые увидел бесомрака? Взаимодействовать с вещами намеренно, использовать их свойства в личных целях было категорически запрещено, он отлично помнил правила. Но раз он столько всего уже нарушил, хуже вряд ли будет. Ужасная глупость, но что, если отправиться в тот самый значительный момент, каким бы он ни был, и попробовать изменить все дальнейшее…

Хозяин с треском захлопнул крышку коробки, ногой затолкнул чемодан обратно под диван. Потом сорвал шарф и принялся свирепо скрести ногтями грубый, вспухший круговой шов, обвивавший его шею, точно лилово-красная веревка. Шов невыносимо чесался, и от этого дергалась, как обычно, щека. Казалось, что в кожу впиваются мириады раскаленных иголок, что туда, прямо в шов, насыпали горячего песка — вроде того, что хрустел сейчас на полу магазина, принесенный ветром с улицы. Этот бунт нервных окончаний звался парестезией, и ее приступы не давали Хозяину покоя с тех самых пор, как появился шов.

Песок и впрямь хрустел — кто-то зашел в магазин и теперь топтался у прилавка. Хозяин поспешно поднял шарф с пола и дважды обернул его вокруг шеи. Перед тем, как выйти в зал, посмотрел в зеркало — точно ли ничего не видно. Шрамы и раны пугали посетителей, от Матильды шарахались до сих пор.

У двери смиренно ожидала женщина средних лет, невысокая, кругленькая — он и сейчас старался без особой нужды не вглядываться в человеческие лица.

— Добрый вечер, чем могу служить?

Женщина переступила с ноги на ногу и, глядя в пол, неуверенно начала:

— Понимаете, вообще я во всякое такое не верю…

Все они так говорили.

Прикладная онейронавтика