Я плетусь к кровати с коробкой печенья «Роял Данск», которую мне подарила на Рождество жена Я-На-Вас-В-Суд-Подам. Согревающий запах кокоса и масла переносит меня в детство, когда мама покупала их себе на день рождения. Папа ей разрешал, потому что это был ее праздник. Наверное, в глубине души я знала: стоит только приоткрыть крышку, и я снова стану маленькой. Именно поэтому я несколько месяцев прятала коробку за диваном. Я вижу, как мы снова сидим все вместе, собравшись у камина в момент общей радости, пока на улице идет дождь. В такие минуты я по-настоящему верила, что у нас есть все, чтобы жить вдали от всего мира, и что будущее мое только здесь, с ними.
Укрывшись одеялом, с коробкой «Роял Данск» в руках, я испытываю похожее чувство. Если меня никто не видит, значит, я не существую. Запасов еды мне хватит на несколько недель, проведу это время, стараясь забыть о случившемся, а те немногие, кто меня знает, как раз успеют забыть меня.
– Привет, – шепчу я печеньям, снимая крышку. Из всех «Роял Данск» мне больше всех нравятся те, что с дырочкой. – Начну-ка я с вас, – говорю я им, прежде чем пуститься перебирать в голове всю вереницу разочарований последних дней.
Не успеваю я опомниться, как семь штук уже съедено. На тумбочке возвышается стопка сложенных одна в другую бумажных формочек. В кукольном домике Арьи из них можно будет сделать подносы, люльки и столики. Кукольный домик! Как раз будет время его закончить. Оставлю его у них рядом с дверью как-нибудь ночью, а внутрь посажу двух кукол, которых нашла на улице. Отмою их и причешу. Будет приятный сюрприз. Хоть кого-нибудь на этом свете заставлю улыбнуться.
Настенные часы показывают девять, но зачем, если подумать, я вообще на них смотрю? Время мое обернулось спиралью, ждать мне больше нечего. Только я успеваю поднести к зубам печенье-кренделек, как раздается стук в дверь. Два удара, пауза. Три удара.
– Гея?
Голос Аделаиды.
– Ты тут?
Мне, конечно, приятно, что меня кто-то ищет, но нужно гнать от себя это чувство: если я ему поддамся, значит, я слаба. Я решила бежать от этого мира, порвать со всем и со всеми… Я заставляю себя продолжать жевать и подавляю желание побежать и открыть дверь. «Это печенье хрустит сильнее, чем остальные», – говорю я себе, пытаясь сосредоточиться на нежном маслянистом вкусе.
– Гея! – Голос Аделаиды звучит почти встревоженно. – Гея, ты дома?
Я замечаю, что у меня в комнате горит свет. Интересно, заметила ли она его со двора? В любом случае я могла убежать на срочный вызов или заснуть и забыть его выключить. Снова тишина. Жду.
Чего я жду? Похоже, Аделаида ушла. Чувствую, как внутри у меня все сжимается. А что ей оставалось делать? Это я ей не открыла. Пути наши разошлись, нет у нас больше совместного проекта. И не осталось ничего, что бы нас с ней, таких разных, могло связать.
Я тихонько спрыгиваю с кровати, стараясь не шуметь, как во время ночных учений с отцом. Он был уверен: как только случится катастрофа, люди сразу разведают, что у нас есть еда, обогрев, средства связи, надежное убежище, необходимые для выживания инструменты, и нападут на нас. Так что в последние годы моей жизни там он по крайней мере раз в месяц проводил учения, на которых мы тренировались передвигаться по дому в абсолютной ночной темноте, не издавая ни звука.
Я открываю на кухне самый высокий шкафчик, достаю оттуда бутылку «Сан-Коломбано», открываю ее и беру с собой в комнату. Прикладываюсь губами к горлу и, отрываясь, только чтобы сделать вдох, не останавливаюсь, пока не выпиваю половину. Затем выключаю свет, подхожу к кровати, ложусь на спину и смотрю в потолок, изрезанный полосками света, сочащегося из окна.
Я закрываю и открываю глаза. Свет рисует на потолке узоры, они сливаются друг с другом и снова расходятся, ни на секунду не удерживая форму. Я бы осталась лежать так навечно, элементарной частицей, оторванной от материи и блуждающей в бесконечном пространстве. Я представляю, как поднимаюсь в воздух, улетаю все выше и выше, за нашу голубую атмосферу, ставшую таковой трудами бактерий из Куатро-Сьенегас, пока Земля не становится для меня просто размытой маленькой точкой. Улетаю еще дальше, наблюдая, как она исчезает. Парю в первозданной тьме.
Возвращаюсь к печенью. Я доела кругленькие и те, что в форме кренделя, и собираюсь приступить к прямоугольным, как слышу звонок в дверь.
Смотрю на часы – время десять сорок пять. Я почти два часа уплетала печенье и, поглощенная темными мыслями, бесцельно пялилась в пустоту. Звонок – и тишина. В этот раз за дверью никакого голоса. Значит, это не Аделаида. Трофео, конечно, не разговаривает, но он еще ни разу ко мне не приходил, и с чего бы ему делать это сегодня?
Я прислушиваюсь. Звонок раздается еще раз. У меня нет абсолютно никаких сил встать. Даже если что-то случилось, я слишком измождена, чтобы идти разбираться и помогать. Почему никто не понимает, что мне тоже бывает нужна помощь?