– Вся моя жизнь, Кейт, – это один большой головняк. Начиная с утреннего подъема и до отхода ко сну я только тем и занимаюсь, что преодолеваю трудности. Я уже практически ничего не делаю под влиянием момента – просто не могу. Все должно быть спланировано, иначе не получится, – он делает жест в сторону коляски. – Так что в этом контексте спуститься по лестнице, чтобы сопроводить вас в общественный центр, не такая сложная задача. Возможно, для вас это ничего не значит, но вы могли бы подарить мне ощущение нормальности… позволить мне хотя бы почувствовать себя галантным.
Я смотрю на него во все глаза.
И чувствую себя ужасно – ничего подобного мне даже в голову не приходило. То, что я считала ненужной суетой, ему представлялось нормальным. Он просто просил меня позволить ему быть таким, как все.
Я приготовилась выдать традиционное «простите», но, вспомнив, как Джек обычно реагирует на извинения, прикусила язык. Вместо этого я просто улыбнулась и сказала:
– Обойдемся без душещипательных историй. Если хотите понаблюдать за тем, как компания подвыпивших подростков вываливает из общественного центра, то это ваш шанс!
Мы с Джеком дружно движемся к общественному центру. Он все-таки настоял на том, чтобы пристегнуть ноги, хотя я говорила ему, что это не нужно и никому нет дела.
– Мне это важно, Кейт, – ответил он, и этого было достаточно.
– Спасибо за то, что сказали там, в квартире, – говорит Джек, катясь рядом со мной. – Я, как обычно, слишком остро отреагировал. Со мной это часто случается.
– Вовсе нет. Я просто не смотрела под таким углом. То, что вы сказали, помогло мне чуть лучше понять вашу ситуацию и вас, возможно, тоже.
– Меня несложно понять, – заявляет Джек своим обычным бодрым тоном. – По большей части черно-белый, как шахматная доска.
– Думайте что хотите, но за время нашего знакомства я уже заметила в вас много оттенков серого – нет-нет, не
– Вы уже неплохо меня знаете, – ухмыляется Джек. – Но слово «серый» мне решительно не по вкусу. Оно слишком пресное, а я очень стараюсь не быть таким.
– Я не имела в виду полинялый серый – я о том, что вы не всегда настолько черно-белый, как вам кажется. Порой вы выдаете сложные послания.
– А именно?
– Как, например, тем вечером, когда вы буквально вышвырнули меня из дома из-за того, что я не смогла отключить сигнализацию.
– А, это.
– Сегодня утром на пляже вы сказали, что все объясните.
– Да, было дело.
– Ну и?
–
– Да.
– Похоже, вы не единственная несете вахту нынче вечером.
Среди людей, прислонившихся к стене центра в ожидании своих отпрысков, я замечаю нескольких знакомых. Мне хочется их проигнорировать и продолжить наш разговор, чтобы Джек не пытался от него увильнуть, но тут один папаша машет мне, и я вынуждена оставить Джека и подойти к нему.
Наконец из общественного центра начинают появляться люди: группки хихикающих девушек и компании шумных юношей – все гораздо старше Молли – проходят мимо нас, а затем из грохочущего здания на тускло освещенную улицу выползают знакомые подростки и начинают опасливо озираться в поисках родителей.
Я вся как на иголках и с большим трудом сдерживаю желание ворваться туда, схватить свою бесценную дочурку и доставить в целости и сохранности домой.
– Сейчас она появится, – говорит Джек, замечая мою нервозность. – Да не переживайте вы так.
Но я ничего не могу с собой поделать. Кажется, считаные минуты назад я ждала ее после первого школьного дня, а сейчас она проводит вечер с этими… все они выглядят такими взрослыми. Неужели они всего на несколько лет старше Молли?
И вот наконец-то она возникает в дверях и вглядывается в темноту.
– Молли, я тут! – машу я ей.
Она смотрит на меня и, к моему ужасу, поворачивается лицом к дверям.
– Молли! – снова кричу я, направляясь к ней. – Я здесь.
– Да, мама, – чуть слышно шипит она, – я тебя вижу. Одну минуту,
– Да, конечно, – бормочу я, отступая назад, в то время как она исчезает внутри. – Окей.
– Стесняется мамы? – любопытствует Джек, подъезжая ко мне.
– Похоже на то, – я чувствую, как кровь приливает к лицу. – Я что, такая ужасная?
– Вовсе нет. В этом возрасте просто нужно больше кислорода, а вы – это унижение. Бен был таким же. Сейчас ему восемнадцать, и все немного пошло на спад. Уверяю вас, что к двадцати одному году вы снова станете для нее нормальным человеком.
– К двадцати одному году?! – оторопело восклицаю я. – Впереди еще целых шесть лет?!
– Такова жизнь, малышка! – подмигивает Бен. – А вот она идет назад, и не одна.