Магда Нахман. Художник в изгнании

Независимо от того, в какой степени Магда считала себя еврейкой, она наверняка чувствовала свою уязвимость, поскольку к концу 1920-х годов антисемитизм в Германии становился все более явным. В русских антисемитских монархических кругах ведущую русскоязычную газету «Руль» считали «еврейской», так как ее редакция состояла преимущественно из евреев, и это несмотря на то, что среди ее основателей и активнейших участников был такой видный представитель русского дворянства, как Владимир Дмитриевич Набоков. Его сына Владимира называли «полужидом», потому что он был женат на еврейке[432]. С ростом нацизма в Германии антисемитские высказывания в кругах русской эмиграции стали более выраженными:

К весне 1933 года в Германии в общей сложности оставалось около пятидесяти тысяч <русских> эмигрантов, и всего около десяти тысяч в Берлине. Большинство оставшихся составляли русские немцы, а преобладающие политические взгляды сдвинулись до крайней степени вправо. Немногие другие эмигранты могли найти в Третьем рейхе убежище. Берлин перестал быть культурным центром, каким он был десять лет тому назад[433].

Положение Ачарии также становилось опасным. До и во время Первой мировой войны Германия использовала индийских националистов в борьбе против англичан. После войны отношения между Великобританией и Веймарской Германией склонялись к сотрудничеству, а не враждебности. Одна из причин такого положения вещей заключалась в том, что до войны торговля с Индией вносила значительный вклад в немецкую экономику, и теперь немцы стремились восстановить и расширить свои торговые отношения с субконтинентом. Со своей стороны, англичане рассчитывали, что немцы подавят антибританскую пропаганду индийских националистов, базирующихся в Германии. Они требовали обмена информацией об индийцах, поселившихся в стране. Некоторое время немцы лавировали между умиротворением англичан и защитой своих бывших индийских союзников. (Так, например, в начале 1920-х годов Курт Прюфер с готовностью встал на защиту Ачарии.) Но все чаще индийцы оказывались нежеланными и преследуемыми. С укреплением нацизма ситуация стала тяжелой и рискованной. Как пишет Нироде Барооах, биограф Чатто:

<Нацисты> выступали против национальной борьбы Индии за свободу… Гитлер, как верховный нацистский лидер, твердо заявлял <в 1931 году>, что движение индийцев за самоопределение крайне нежелательно; он придерживался мнения, что любое ослабление британского правления в Индии приведет к катастрофе[434].

Декларация Гитлера по вопросу о национальном освобождении Индии появилась в немецких и британских газетах. В декабре 1931 года его личный секретарь в ответе на письмо протеста от Федерации торгово-промышленных палат Индии подтвердил, что «господин Гитлер по-прежнему убежден, что в интересах цивилизованного мира необходимо сохранить британское правление над Индией без изменений»[435].

Многие деятели национально-освободительного движения Индии находились в Германии, не имея законных документов, а в Индии они были объявлены политическими беженцами и по возвращении подлежали аресту и суду. Все это делало их отъезд из Германии практически невозможным. Москва, с другой стороны, предоставляла надежное убежище тем, кто соглашался пропагандировать коммунистическую идеологию. Так, например, старый друг и коллега Ачарии Чатто считал, что у него нет выбора, кроме бегства из Берлина в Москву, где он в конечном итоге погиб в сталинских чистках.