Для Магды и Ачарии не могло быть и речи о возвращении в Россию. И не только потому, что политические взгляды Ачарии не позволяли этого. К тому времени Магда, возможно, уже знала о судьбе своей семьи в России. Ее племянница, маленькая Магда, с которой она занималась на даче в Оллиле летом 1908 года, была арестована в 1924-м и отправлена в Соловецкий исправительно-трудовой лагерь. Семья Эрны, сестры Магды из Ликино, вынуждена была переезжать с места на место во избежание репрессий. Старший сын Эрны был арестован и отправлен в трудовой лагерь, где и погиб (в 1940-х годах его брата постигла та же участь). Репрессивная политика советского правительства и создание в стране исправительно-трудовых лагерей для политических заключенных стали общеизвестными фактами. Магда, скорее всего, понимала, что пути назад нет. Но с ростом нацизма они с мужем не могли оставаться в Германии.
Феннер Броквей, бывший член британского парламента и председатель Независимой лейбористской партии, родившийся в Индии и симпатизировавший индийским националистам, обратился к британским властям с просьбой о помощи Ачарии. В письмах заместителю министра иностранных дел за июль и сентябрь 1931 года он писал: «По письмам <Ачарии> представляется, что он пацифистски настроенный анархист, совершенно безобидный человек». И далее: «Я так понимаю, что он, как анархист, хочет поехать в Индию, чтобы проповедовать интегральную кооперацию»[436]
. В составленном разведкой досье Ачарии отмечается, что «он отказался от всякой идеи насилия, считая, что все может быть достигнуто пером»[437]. В своем собственном заявлении британским властям в Берлине Ачария писал: «С 1922 года, увидев бесполезность политики и опасность агитации, ведущих к насилию, я стал убежденным и последовательным пацифистом»[438]. Благодаря поддержке Броквея в ноябре 1931 года Ачарии был обещан паспорт, действительный для перемещения по Европе (кроме Советской России). Однако Ачария не внес плату за паспорт, возможно потому, что он надеялся получить разрешение на свободный въезд в Индию. Как бы то ни было, этот документ остался невостребованным.К 1934 года темп роста толстого досье Ачарии в Министерстве по делам Индии замедлился. В своих докладах британские секретные агенты аттестовали Ачарию как не представляющего опасности для существующего порядка: «как экстремист, он – израсходованная сила»[439]
. Эта фраза, употребленная в отчете 1929 года, вызвала сомнение у министерского рецензента, который набросал на полях: «Будет ли это так, если он вернется в Индию?»[440] В 1933 году та же фраза прозвучала с абсолютной уверенностью: «Его, безусловно, можно считать израсходованной силой». Интерес министерства к Ачарии уменьшился, и отчеты о его деятельности и передвижениях стали скудными. Страх, что Ачария, получив разрешение на возвращение в Индию, сбросит свою пацифистскую личину, похоже, исчез. Разрешение на возвращение в Индию не было предоставлено ему сразу, но 10 января 1934 года, на основании паспортов 1931 года, Ачария и его жена получили документы для поездок по Европе. Тогда же, в январе, они покинули Германию и переехали в Цюрих к сестре Магды Адель.Надежд на то, что они смогут остаться там на постоянное проживание, не было. Швейцарские иммиграционные законы и процедуры получения статуса беженцев, принятые с целью сведения к минимуму числа иностранцев в стране, были чрезвычайно жесткими. Даже Адели, которая уже несколько десятков лет жила в стране, и ее семье не была гарантирована полная безопасность. Первый муж Адели, гражданин Пруссии, умер в 1918 году. Согласно семейным преданиям, Адель вступила во второй брак с гражданином Швейцарии отчасти для того, чтобы получить законный статус постоянного жителя страны. Ее три дочери от первого брака считались по отцу прусскими поданными и подлежали депортации в Германию, несмотря на право их матери на постоянное жительство в Швейцарии. Одна из них, Клара, как и ее мать, вышла замуж за швейцарца и получила право на проживание в стране. Другая, Стелла, сначала получила поддельный вид на жительство в Швейцарии, а затем вышла замуж за англичанина и переехала в Англию. Больная Ирина жила с матерью, и ее не тронули.
Из Цюриха 18 февраля 1934 года Ачария писал своему коллеге анархисту Эмилю Арманду: