Магда Нахман. Художник в изгнании

В январе 1921 года Ачария вернулся в Москву. Незадолго до этого туда же вернулась и Магда. Запись Юлии в дневнике от 28 июня 1921 года гласит: «Утром с Магдой ходили к Вере Исаевой, где Магду стригли, и Леонид ее дразнил (как она… сдернула занавеску и сшила себе платье и уехала с Коминтерном)»[341]. Под «Коминтерном» Юлия, шутя, имеет в виду человека или группу лиц, скорее всего иностранцев, связанных с этой организацией. Был ли Ачария одним из них, неясно. Возможно, Магда познакомилась с Ачарией той весной. А если и нет, то это могло произойти в августе, когда она вернулась в Москву из научной медицинской экспедиции, в которой работала в качестве художника-плакатиста. Познакомиться с иностранцем в Москве тем летом было нетрудно.

Глава 10 Последний год в России

Вне зависимости от того, относится ли дневниковая запись Юлии от 28 июня к знакомству Магды с Ачарией или нет, их встреча, скорее всего, произошла в 1921 году. Осенью того же года Магда признавалась Лиле Эфрон: «Моя жизнь становится страшно фантастической. Когда-нибудь поговорим с Вами об этом. Я к себе Вас сейчас не зову. Когда “наступят времена и сроки” – мы увидимся. А пока верьте, что я Вас люблю»[342]. Если Магда имеет в виду встречу с индийцем и роман с ним, то понятно, почему «жизнь становится фантастической». А то, что она была готова полюбить, видно из ее письма Юлии летом 1920 года в пору (не)развивающихся отношений с Носковым:

Отчего я знаю теперь, что за любовь могу отдать и душу, и искусство, и все остальные возможности. Если же не получу ее, то искусство и душа моя умрут, ибо им нужна пища реальнейшей жизни [343].

По возвращении в Москву из Усть-Долысс Магда заняла комнату в коммунальной квартире Юлии. В своих письмах Юлия часто напоминала ей о «ее комнате», хотя Магда останавливалась в «своей» комнате лишь на несколько дней на пути из Ликино в Усть-Долыссы. После этого комнату периодически занимали другие жильцы, как это и было, когда Магда наконец окончательно вернулась. Молодой инженер-немец только что покинул «комнату Магды», и в нее въехала знакомая Магды и Юлии Лидия Максимовна Бродская[344]. Магда оказалась в одной комнате с Лидией. Вскоре в этой комнате появился третий житель: Ачария.

В 1970-х годах Виктория Швейцер и Лидия Бродская сидели вместе в этой самой комнате – в ней Лидия прожила последние полвека. Виктория Александровна пришла посмотреть и сфотографировать портрет Марины Цветаевой работы Магды, который висел в комнате Лидии. Она работала над биографией поэта, и поэтому, к сожалению, автор портрета не был центром их разговора. Узнав от Лидии, что она делила эту комнату с Магдой и ее любовником-индийцем, Виктория спросила, не была ли ситуация несколько неловкой. Лидия ответила, что в те времена у них не было роскоши уединения. Это была их молодость, и они не собирались ее упускать.

В 1920–1921 годах в Москве было нетрудно встретить иностранца: коммунисты, социалисты, профсоюзные деятели и борцы за национальную независимость из метрополий и колоний стекались на конгресс Третьего коммунистического Интернационала. Как писала Маргарит Харрисон:

Москва сегодня, пожалуй, самый космополитический город Европы. Я, безусловно, видела это летом 1920 года. Конгресс Третьего Интернационала собрал делегатов со всех уголков мира, а также множество сочувствующих и иностранных журналистов. Здесь были делегации, стоявшие за мир, рабочие делегации, бизнесмены, представители угнетенных национальностей и политических меньшинств, пропагандисты, мошенники и идеалисты со всех концов света[345].

В своем письме Магде из Москвы в Усть-Долыссы Юлия нарисовала яркий портрет делегатов Второго конгресса, маршировавших тем летом по улицам Москвы: