Магеллан. Великие открытия позднего Средневековья

Однако дальнейший курс флотилии между островами архипелага вполне можно восстановить. Разочаровавшись в Самаре, суда повернули на юг. Альбо (или кто-то другой, кто вел журнал в этот момент) записал, что «мы попали на другой маленький остров и высадились на нем… и этот остров называется Сулуан»[683]. Возможно, в журнале Альбо события слишком спрессованы, а места перепутаны, поскольку Пигафетта отметил высадку на необитаемом острове, который назвал Хумуну. Не исключено, что ошибся и Пигафетта, спутав два острова: то и другое вполне естественно. Сулуан, до сих пор носящий это имя, намного меньше современного Хомонхона (так сейчас передается Хумуну). Оба островка находятся там же, где их помещают свидетельства членов экспедиции, и соответствуют описанию Пигафетты: много белых кораллов, пресной воды и кокосовых пальм[684]. Отсутствие местных жителей, возможно, было преимуществом после всех злоключений, что выпали на долю путешественников на Марианских островах.

Так или иначе, судя по всему, все понимали важность прибытия на новую землю. Тем, кто не считал Филиппины конечным пунктом маршрута, острова давали передышку и возможность пополнить запасы. Предположение о том, что флотилия находится на испанской стороне Тордесильясского антимеридиана, никем не оспаривалось. Португальцев на островах не было – соперничать было не с кем. Пигафетта по такому случаю даже указал полную дату, что делал только в те моменты, которые считал чрезвычайно важными[685]. Собственный вклад внес и Альбо: он составил инструкции, как добраться до островов: идите на западо-северо-запад от пролива Всех Святых, «и вы попадете туда без отклонений» [vais a dar en ellas justamente]. Впрочем, инструкции были ошибочными: такой курс привел бы скорее куда-то на Новую Гвинею. Альбо привел также результаты измерения долготы, хотя не утверждал, что произвел их самостоятельно: флотилия, согласно его записям, находилась в 189 ° к западу от Севильи – эта оценка отличалась от реальной почти на 40 °. Разница долготы между самой западной точкой пролива и Филиппинами, по приведенным вычислениям, составляла 106,5 °[686]. Эта оценка меньше реальной как минимум на 10 градусов. Пигафетта отнес острова на 161 ° к западу от Тордесильясского меридиана – снова ошибка по меньшей мере на 40 °. Эти результаты, неизвестно как полученные, подкрепляли два заблуждения, на которых и была основана экспедиция: они утверждали, что испанская исключительная зона мореплавания вдавалась глубоко в Азию и что океан сравнительно узок[687].

На изображении сцены гибели Магеллана, выполненном Хульсиусом по мотивам более ранней испанской гравюры – иллюстрации к сочинению Эрреры о путешествии Магеллана, – можно увидеть остров Мактан: в море стоит корабль «Виктория», а отряд испанцев сражается с защитниками острова, вооруженными луками и дубинками. Союзные Магеллану жители соседнего острова Себу прячутся среди деревьев, не желая вступать в неравный бой. Хульсиус рисует неодетых туземцев, грубо построенные, бессистемно расставленные и в случайном порядке огороженные заборами жилища, что предполагает рудиментарное состояние цивилизации, никак не соответствующее богатству и культуре местных жителей. В нижней части страницы представлена сцена, на которой туземцы пытаются выманить испанцев на берег, предлагая продукты, что, возможно, намекает на бегство флотилии с Себу, где те, кто польстился на коварное гостеприимство местного раджи, встретили свою смерть, или же на эпизод отплытия с Марианских островов, где враждебно настроенное население пыталось дарами заманить испанцев назад. Библиотека Джона Картера Брауна

Остров, к которому причалила флотилия, мог предложить лишь ограниченные блага: орехи здесь были меньше кокосовых и даже миндальных, «одни похуже, другие получше» (algune bonne et algune alter cative)[688]. Приходилось питаться уже имеющимся на кораблях запасом. Впрочем, ситуация улучшилась, когда путешественники привлекли внимание лодки с девятью жителями соседнего острова. Магеллан осторожно отнесся к их появлению и «приказал всем не делать ни малейшего движения и не вымолвить ни одного слова без его позволения»[689]. Но экспедиции вновь повезло с эффектом чужака. Островитяне поприветствовали Магеллана «с великой радостью».