Если я прав в своих предположениях, основанных на его любви к рыцарским романам, то будущее Магеллана сформировала литература: он отождествлял себя с Прималеоном и другими героями подобных книг в момент их наибольших неудач, для них ратные подвиги в отдаленных краях являлись единственным средством восхождения по общественной лестнице или восстановления утраченных по какой-то причине прав крови. Воспитание при португальском дворе сознательно было направлено на подготовку молодых людей к службе империи, поскольку в то время завоевания и торговля распространялись все дальше на восток. Магеллан ухватился за предоставленную возможность. Первые надежды сколотить состояние он утратил, когда корабль с его грузом затонул на мальдивских отмелях. Требование о повышении содержания было отвергнуто. Сомнительное поведение во время марокканской кампании, казалось, обрекло его карьеру на вечный тупик. Но тут он обратился в странствующего рыцаря: сначала перебрался через кастильскую границу и вступил в самый престижный в стране рыцарский орден, а затем принял решение стать путешественником – эта карьера, вслед за церковной и армейской, была самым верным путем к обогащению в Испании того времени.
Ни в один момент жизни развитие его характера не прекращалось. Некоторые черты сформировались еще до выхода в путешествие из Севильи: на Мальдивах он продемонстрировал храбрость и лидерские качества, на побережье Индийского океана – неустрашимость в боях, в Марокко – изобретательность и пренебрежение к врагам. Он проявил достаточно нахальства, чтобы выдвигать требования королю Португалии и отказаться от службы ему, когда эти требования не были удовлетворены. Его склонность к обидам, гневу и презрению к окружающим тоже уже сформировалась. Он часто совершал дерзкие поступки, граничившие с беспечностью. В переговорах с Арандой и агентами кастильской короны он проявил трезвый расчет и понимание, когда можно идти на уступки – не из любви к компромиссам, а из расчета на то, что эти уступки можно впоследствии игнорировать или переиграть.
О его амбициях свидетельствуют условия договора с королем: он хотел заполучить собственный удел на краю мира – как можно дальше от короля, что отдаленно напоминало истории о заморских похождениях из тех рыцарских романов, по которым он строил свою жизнь. Как и Колумб, в поисках покровителя он проявлял гибкость, стремясь угодить потенциальному спонсору. Король Испании нуждался в коротком пути к Молуккским островам – его и предложил Магеллан, и сделал вид, что полностью сосредоточен именно на этом. Но на островах уже закрепился Франсишку Серран, пользовавшийся там завидной автономией, властью и богатством. Куда разумнее для Магеллана было обратить свой взор далее, на Филиппины, которые манили золотом и предлагали еще никем не испробованные перспективы для возвышения. В его планы, однако, не входило кругосветное плавание: нет никаких свидетельств, что он когда-либо даже думал о чем-то подобном, а если и думал, то это противоречило другим его целям.
В плане развития характера Магеллана путешествие можно разделить на два этапа: первый прошел под знаком борьбы с опасностями Атлантического океана, разочарований от ускользающего успеха, тягот плавания и угрозы мятежа. Он реагировал на все это с безжалостностью, до того не имевшей аналогов в его жизни, но в целом соответствующей его амбициозному и решительному нраву. Он устранил оппонентов тремя простыми методами: кого зарезал, кого повесил, кого высадил на берег. Хинес де Мафра вспоминает, что близ патагонского берега он был «задумчив» и отличался бешеными перепадами настроения: радость от возможного открытия пролива сменялась подавленностью, когда надежды не оправдывались[874]. Оставшиеся несогласные с мнением командира решили дезертировать. К тому времени, как флотилия вышла из пролива, ныне известного как Магелланов, требования беспрекословного подчинения приняли у Магеллана прямо-таки параноидальный характер.