Маги в плену льда

Стены, картины и зеркала были закрыты снежными наплывами. Чёткую геометрию зала скорректировали мороз и снег, и теперь она выглядела футуристической и неоднозначной. Резкие линии углов, укутанные белой мёрзлой толщей, приняли причудливую форму. Возникало ощущение, что чудаковатому дизайнеру не нравилась простота и чеканность граней, и он старался сотворить, как можно больше неровных, обволакивающих переходов.

С люстр и потолка свисали огромные сосульки. Они напоминали оплавившиеся свечи. Ткани штор замерли, и казались монолитными, цветными, волнистыми ширмами, поблескивающими голубыми бриллиантами снега. Всё вокруг становилось белым, чистым и мёртвым.

Наверное, так и выглядит вечность или мираж.

Злодейка Стужа выдавливала из дома всё живое, сохраняя бренность бытия под плотным покрывалом наледи.

Упаковано и запечатано.

Неестественным элементом в этой картине покоя и безмятежности выглядели двое: Розалина, лежавшая на покрытом наледью диване, и Шарлет, стоявшая немного поодаль с глазами полными страха, зажимающая свой рот ладонью. Обе они выглядели иномирками, настолько пошлыми и обыденными в своих рукотворных платьях, что хотелось изгнать их прочь, дабы не портили идеальный, мягкий, обволакивающий, девственный антураж.

Глаза Розалины были закрыты, а длинные ресницы отбрасывали тень на лицо. Кожа продолжала источать здоровье, а на щеках красовался румянец. Подол платья новобрачной в искусных узорах, похожих на те, что плетёт мороз на оконном стекле, придавил коленом советник. Он, будто пришпилил нарушительницу покоя и благоденствия, в назидание другим.

Грози превратился нетесаный кусок прозрачного льда: грубый, резкий, угловатый. Его ледяные пальцы касались светлой, холёной кисти жены. Прозрачная корка искажала черты лица советника, делая их зловещими.

В общем, та ещё картина — никому не пожелаешь.

Исключением, на который я не сразу обратила внимание, стала книга с душой Хранительницы, тоже превратившаяся в кусок льда. Она лежала на полу возле ножки дивана, раскрытая на знакомой пентаграмме.

Первой ожила Лилия Пост. Чародейка подбежала к Шарлет, развернула её к себе, обняла. Лицо Шарлет утонуло в густом меху шубы Пост, и дочь советника разрыдалась, чрез всхлипы, произнося единственное слово: «Нет».

Девушку вывели из зала. Она не слишком сопротивлялась. Выглядела разбитой, подавленной и едва передвигала ногами. В таких случаях хорошо было бы дать успокоительного горячего отвара, но откуда его взять в нынешних условиях?

Шарлет проводили до её комнаты и усадили в кресло. Замёрзшая и стоявшая колом обшивка мягкого предмета мебели жалобно хрустнула под тяжестью веса девушки. Лиза устроилась на подлокотнике и притянула голову Шарлет к себе, гладила её по волосам, пока юная выпускница содрогалась в рыданиях.

Вскоре поток слёз иссяк, а на смену истерике пришла икота и прерывистые вздохи.

— Шарлет, — обратился Эр Сор, — вы можете ответить на наши вопросы? Или вам дать еще немного времени, чтобы успокоиться?

Девушка, вытирая белым кружевным платочком глаза, нервно закивала.

— Вы с самого начала происшествия были в зале?

— Да.

Ведьма протиснулась сквозь толпу и остановилась возле Лизы. Что то шепнула ей на ухо. Кузина легко поднялась и отошла к окну, а Жеч устроилась рядом с Шарлет и сделала пас рукой. Красное от слёз лицо юной Грози преобразилось, глаза подёрнулись поволокой, а икота прекратилась.

Нариченский, расторопно подобравшись к девушке, улыбнулся:

— Вам легче?

— Да. Спасибо, — прошептала она и опустила взгляд. — Спрашивайте.

А Нариченского и упрашивать не нужно:

— Когда вы вошли, советник уже был в зале?

— Нет. Я там оказалась первой. Понимаю, глупо прозвучит, но я хотела… посмотреть…

Девушка тяжело сглотнула и одарила Лизу кротким взором.

Эммануил, подошёл ко мне сзади, обвил руками мою талию и прижал к себе. Я почувствовала приток сил, который заканчивался к исходу бессонных суток, и тепло.

Так то маги соблюдают запрет на ворожбу? Эх! Нельзя верить кудесникам — обманут!

— Конечно, я понимаю, — продолжил Нариченский. — Отец оказался в зале следом за вами?

— Да, сразу. Я не помню, как получилось, но мы встретились. В моих руках материализовалась книга. Он приказал раскрыть её, на той… пентаграмме, и в развёрнутом виде положить рядом с диваном.

Лилия Пост смотрела не на девушку, а на нашу пару. Мне стало неуютно под её ласковым и грустным взглядом. Чтобы скрыть смущение я стала рассматривать обстановку спальни.

Мой взор перемещался от мягкой мебели к серым стенам из тёсаных камней, бордового цвета парчовому балдахину над кроватью, крепкому столу у окна, комоду из старого потемневшего дерева, а в душе возникло щемящее чувство недоумения. Откуда оно бралось — сие мне не ведомо, но оно росло и укреплялось.