Магическая Прага

То ли благодаря своей превосходной интуиции, то ли у Аполлинера взыграли его славянские корни, он очень глубоко прочувствовал основы колдовской сущности Праги. Он уловил черную энергетику и печаль проклятого, пользующегося дурной славой Пятого квартала. И к магии города на Влтаве он отнес глазеющие с камней лица, агаты из Святого Вита, в крупинках которых он в растерянности разглядел собственное отражение, кабачок, где он слушает чешские песни, стрелки часов из еврейского квартала: все это находит свое отражение в небольшом стихотворении “Зона”[1496] (1912), в котором поэт упоминает и о таинственном постоялом дворе в окрестностях:

Ты на террасе кабачка в предместье Праги
Ты счастлив роза пред тобой и лист бумаги
И ты следишь забыв продолжить строчку прозы
Как дремлет пьяный шмель пробравшись в сердце розы

Ты умер от тоски но ожил вновь в камнях Святого Вита

Как Лазарь ты ослеп от солнечного света
И стрелки на часах еврейского квартала
Вспять поползли и прошлое настало
В свое былое ты забрел нечаянно
Под вечер поднимаясь на Градчаны
В корчме поют по-чешски под сурдинку[1497].

Кстати, о “террасе кабачка”: поэт Карел Томан предположил, что Аполлинер имел в виду старый кабак “Sipkapas”, куда захаживали немецкие студенты, терраса которого выходила на долину Шарка. А другой поэт, Константин Библ, был убежден, что речь шла об открытой террасе “У золотого колодца”, живописного кабачка в Малой Стране, взбирающейся вверх по крутым, увитым зеленью ступеням, откуда открывается великолепный вид на медно-зеленый купол церкви Святого Микулаша и на всю Прагу. И ничего страшного, что Малая Страна не была пригородом[1498].

Издатель и писатель Отакар Шторх-Мариен рассказывает, как вместе с Карелом Чапеком они пытались обнаружить в районе Градчан харчевню, о которой писал французский поэт: “Я очень хорошо помню тот летний день, когда мы добрались до небольшой площади под названием “У Далиборки”, откуда начинается Злата улочка. Напротив казарм, в которых жила охрана Пражского Града, на углу находилась харчевня: я не знаю, как она называлась, от нее не осталось и следа. Много лет назад к этому дому приставили новый, с иголочки, фасад, и на том месте, где был вход, теперь находится окно. Посетителями здесь были в основном солдаты, которые часто забавлялись, распевая хором песни. И в тот день из кабачка доносилось протяжное заунывное многоголосное пение, которое тут же зародило грусть в наших душах. Мы остановились и прислушались. “Наверное, точно так же отсюда слушал пение и Аполлинер”, – сказал через какое-то время Карел, опершись на палку. “Благодаря «Зоне» пражские кабаки вошли в историю”, – с наивной улыбкой добавил он, зажигая окурок. “Но что за харчевня «в предместьях Праги» описана в «Зоне»?”, – полюбопытствовал я, заглядывая в голубые, словно всеведущие, глаза Карела. “Трудно сказать, – ответил он, – да и не нужно понимать буквально. Очевидно, что она находилась совсем не в предместьях Праги, а может, в нескольких шагах отсюда, «У золотого колодца»”[1499]. Тот же Шторх-Мартин вспоминает, как высоко Жироду отзывался об “уютных тавернах-садах в Праге”, которые обнаружил Аполлинер во время своего уже легендарного путешествия[1500].

Как автор “Алкоголей” и “Каллиграмм”, так и немецкий поэт Детлев фон Лилиенкрон совершил путешествие в Прагу в мае 1898 г. Лилиенкрон, юный офицер, во время австро-прусской войны 1866 г. оказался в чешской столице проездом. Но именно путешествие 1898 г. запало ему в душу и заставило буквально влюбиться в город на Влтаве, куда впоследствии он неоднократно возвращался с тщетной надеждой обрести здесь постоянное жилье. “Когда меня не станет, – просил он пражского поэта Оскара Винера, который его сопровождал, – опиши наши прогулки по Праге. Расскажи все полностью, чтобы все знали, насколько я здесь был счастлив”[1501].