Магические изыскания Альмагии Эшлинг

…Но не стало. В нумере их ждала совсем не та госпожа Грюнсамлехт, которую они знали. Если вообще можно сказать, что знаешь человека, на основании пары-тройки дней совместного путешествия.

Поскольку в нумере оставалось много людей: все госпожи, а также обморочный господин Шилль и растерявшийся в первые секунды, а потому не примкнувший к погоне господин Карнау, госпожа Грюнсамлехт не попыталась повторить отчаянный порыв господина Кюлле. Вернувшихся господ Инмиду и Дункендура, лейтенанта Амико и хозяина трактира встретила не заплаканная женщина на грани обморока, или истерики, или яростного неистовства, или всего сразу, а собранная хладнокровная госпожа. Та госпожа Грюнсамлехт, которой она ни разу не была прежде. Или, наоборот, та госпожа Грюнсамлехт (Грюнсамлехт ли?), которой она втайне была всё это время.

– У меня к вам предложение, господа, – начала она без предисловий; даже голос её звучал иначе – и тембр, и выговор. – Я скажу вам, где вы сможете найти украденное у вас, а вы – немедля отпустите меня и не станете преследовать.

– «Украденное»? – недоумённо переспросил господин Дункендур. А затем изменился в лице и, ни слова более не сказав, выбежал из нумера.

Неужели его, богатого торговца, тоже обокрали? Как и её, наивную дурёху, возомнившую о себе невесть что… Альма спрятала лицо в ладонях, не в силах более выносить терзавшие её стыд и горечь.

Прикосновение – лёгкое, участливое. И как будто слегка извиняющееся за допускаемую вольность. Это оказалась Джулс, предложившая хозяйке помощь. А затем прошептавшая так тихо, что Альма, стоявшая к ней вплотную, едва расслышала:

– Не волнуйтесь, госпожа. У вас ничего не украдено.

Альма изумлённо воззрилась на камеристку-компаньонку. А у той, несмотря на все тревоги и беды, обрушившиеся на них и на весь злосчастный дилижанс, выражение лица было на удивление довольное – довольное собой. И какое-то заговорщическое:

– Госпожа Эшлинг научила меня… Ой, я вам позже доскажу!

Господин Дункендур вернулся, и камеристке пришлось умолкнуть. Потому что в нумере вдруг стало не только тесно, но и очень шумно:

– Негодяи! – рыкнул господин Дункендур, как лев – старый, но всё ещё сильный. И преисполненный гнева.

Он бросился к госпоже Грюнсамлехт, но господин Инмида загородил её:

– Постойте…

– Да что здесь происходит?! – взорвался лейтенант Амико.

– Воры, подлые воры!

– Не трогайте её!

– Не вы ли были тем, кто раскрыл нам глаза на происходящее? – тяжело дышавший господин Дункендур воззрился на господина Инмиду, продолжавшего стоять между ним и госпожой Грюнсамлехт. – Не она ли самолично призналась в совершённом злодеянии?

– Именно так, – господин Инмида был парадоксально спокоен. – Она призналась, она заговорила – так послушаем же, что она имеет сказать. Тем более что украденные ценности, судя по всему, покинули пределы трактира, и возвратить их без чужой помощи – пускай и помощи самих похитителей – будет весьма затруднительно. Вы ведь хотите вернуть украденное у вас, не правда ли?

Господин Дункендур, готовившийся сказать ещё что-то резкое, осёкся. И слегка остыл, сдулся – будто из него стравили излишки разрывавшего его пара:

– Что ж… Ваши слова не лишены резона, – он пригладил стоявшие дыбом седые космы. – Пожалуй, я склонен с вами согласиться. Итак, милостивая госпожа, – с нескрываемой едкостью обратился он к госпоже Грюнсамлехт, бесстрашно встретившей его взгляд, – как вы посоветуете нам вернуть украденное вашими очаровательными друзьями?

– Убеждением, любезный господин Дункендур, убеждением, – ответила та ему в тон. И, насладившись эффектом своих слов, пояснила: – Я бы на вашем месте постаралась убедить моего «очаровательного друга», – она кивнула в сторону господина Кюлле, по-прежнему крепко связанного, испепелявшего её злым взглядом и силившегося что-то сказать сквозь кляп, – прибыть в условленное место и воссоединиться там с тем, кого вы считали слугой сыщика, посланным за подмогой, и кто в действительности увёз ваше золото. А затем схватить его и, вновь прибегнув к волшебной силе убеждения, выяснить, где он припрятал украденное.

Господин Кюлле, опрокинутый на пол, почти обездвиженный и несколько пострадавший в процессе, ибо оказал трём связывавшим его господам воистину достойное сопротивление, бешено завращал глазами и вновь что-то замычал сквозь затыкавший ему рот платок. Если бы взгляд мог обжигать, то на месте госпожи Грюнсамлехт уже дымилась бы кучка пепла.

Госпожа Грюнсамлехт в противовес сообщнику оставалась удивительно холодна. Разве что при виде его неистовства чуть поджала губы.

– И всё это вы рассказываете нам, потому что?.. – господин Инмида внимательно посмотрел на неё.

Всякая резкость ушла из его голоса и движений. Он ни к кому из присутствовавших в нумере, в том числе двум злоумышленникам, не питал ненависти. Как хирург не ненавидит открывшуюся его взору язву.

– Потому что хочу покончить со всем этим и остаться на свободе, – без затей ответила госпожа Грюнсамлехт.

– Вот так просто? – вновь не удержался господин Дункендур.