Магические изыскания Альмагии Эшлинг

Чем проще, тем надёжнее. Испытанное средство определить, умер человек, или в нём ещё теплится жизнь, – обыкновенная нить, туго повязанная ему на палец. Если обвязанный палец начнёт менять цвет – значит, смерть пока не забрала человека. Остаётся надежда… или рождается подозрение.

Всё это господин Инмида объяснял по пути на второй этаж. Ведя за собой своеобразную процессию удивлённых, сомневающихся, растерянных, не верящих.

И одного страдающего: господин Шилль взаправду задремал на своём стуле, измученный жаром, усталостью и кто знает чем ещё, а теперь он, наскоро разбуженный и силящийся понять, что происходит, куда все идут и зачем тянут его, являл собой воплощение неизбывной муки – спотыкающийся, с лихорадочным румянцем на впалых щеках и влажным блеском тёмных глаз, с растрёпанными кудрями, с плотно сжатыми губами, будто силящимися сдержать рвущийся из груди стон. Если только можно сказать подобное о хворающем человеке, то господин Шилль был даже по-своему живописен. И казалось, он знал это – будто был одним из тех людей, кто в страдании находит для себя отраду.

Совсем иначе выглядела и вела себя несчастная вдова. Поначалу госпожа Грюнсамлехт едва вновь не лишилась чувств – то ли из-за дерзости речей господина Инмиды, то ли из-за их сути. Затем истерически взвизгнула, что никуда не пойдёт, что она не в силах вновь увидеть ненаглядного супруга мёртвым, что господин Инмида забывается и позволяет себе чересчур многое!..

Однако тут на помощь ловко пришёл господин Кюлле, оказавшийся не только прославленным сыщиком, но и чутким утешителем: тихо и ласково, как капризничающему от колик ребёнку, он втолковал госпоже Грюнсамлехт, что уважаемый господин Инмида в похвальной погоне за истиной несколько поступился деликатностью, что его предположение абсурдно и невероятно, однако во избежание необъективности следует удостовериться.

Навряд ли госпожа Грюнсамлехт доверяла господину Инмиде – она, как и её супруг, ни разу не перемолвилась с ним ни словечком, он был для неё чужаком. Однако ко мнению господина Кюлле, которого сама с таким восторгом отрекомендовала ранее, она прислушалась. И хоть с видимой неохотой, с явным трудом, опираясь на руку господина Кюлле так, будто та была её единственной поддержкой в этом жестоком мире, госпожа Грюнсамлехт последовала за господином Инмидой вместе со всеми.

Снова крик! Всё тот же. Но теперь гораздо ближе – и гораздо понятнее.

Госпожа Грюнсамлехт первой вошла в отведённый им с супругом нумер. Первой увидела, что труп исчез. И не сумела сдержать чувств – после чего их всё-таки лишилась.

Зато все остальные, наоборот, напряглись и оживились. Маленькая комнатка наполнилась гулом, как пчелиный улей.

Требовалось оказать помощь упавшей в обморок госпоже Грюнсамлехт, это несомненно. И господин Инмида вновь все силы посвятил заботе о страдалице, будто его вовсе не интересовало исчезновение тела господина Грюнсамлехта.

И будто не он сбежал от ложа больной совсем недавно.

Господин Кюлле, блюдя профессиональную гордость, не позволил себе выказать удивление – напротив, принялся успокаивать особо взволнованных людей так, словно ничего особенного не произошло. Словно каждый день мертвецы исчезали у него прямо из-под носа.

Но был ли господин Грюнсамлехт мертвецом?

По словам господина Инмиды выходило, что нет.

Нелегко одновременно оказывать помощь и отвечать на вопросы, сыплющиеся со всех сторон. Ответы господина Инмиды стали отрывистыми. А затем он попросил присутствующих набраться терпения: он всенепременно расскажет им обо всех своих догадках и подозрениях после того, как госпожа Грюнсамлехт придёт в себя.

– Вы доктор? – резко спросил господин Кюлле.

– Не кончил курса, – покачал головой господин Инмида. – Но тише, заклинаю вас, сохраняйте тишину во имя скорейшего улучшения самочувствия уважаемой госпожи Грюнсамлехт.

Апчхи!

Оглушительно чихнувший господин Шилль смущённо пробормотал извинения.

Не считая этого казуса и тихого поскрипывания половиц из-за того, что особо нетерпеливые господа никак не могли прекратить переминаться с ноги на ногу, в нумере установилась тишина.

Господин Инмида сноровисто осматривал госпожу Грюнсамлехт – как настоящий доктор, даром что оказался недоучкой. Он был сосредоточен, но в то же время как будто не всецело присутствовал в нумере, его мысль блуждала где-то ещё, наклон его головы позволял предположить, что он прислушивался – причём не только к дыханию госпожи Грюнсамлехт.

– Принесу-ка я оставшийся бренди, – шагнул к двери господин Кюлле. – Он наверняка пригодится.

– Благодарю вас, – коротко кивнул господин Инмида.

А затем, едва господин Кюлле ушёл, сделал кое-что совсем неожиданное: выпрямился, поманил к себе Альму и, в нарушение приличий, склонился к её уху, почти как кавалер склоняется к уху возлюбленной, дабы нашептать ей милые пустяки.

Шёпот господина Инмиды был отнюдь не милым:

– Проверьте свои драгоценности. Немедленно!

Альма, вспыхнув от смущения и удивления, тем не менее извинилась перед присутствующими и устремилась в собственный нумер.