Укутавшийся в плед хворый господин Шилль, похоже, и вовсе уснул – впрочем, от него изначально не ждали многого и позвали в обеденную залу наравне со всеми единственно ради справедливости: господин Шилль не путешествовал в их дилижансе и не общался с господином Грюнсамлехтом – однако неправильным было бы собраться неполным составом. Сделать для кого-то исключение, дать поблажку. Господин Кюлле особо подчеркнул, что все, абсолютно все постояльцы и обитатели трактира должны собраться вместе, бессонно дожидаться прибытия властей, попутно стараясь распутать тайну преступления. И никуда не отлучаться, пока истина не будет установлена.
Пауза затянулась.
– Ну же, – подбодрил их господин Кюлле, – ничто не считайте незначительным: пренебрежение мелочами – фатальная ошибка, порой стоившая поражения целым армиям! Любое воспоминание, любая мысль, кажущиеся вам хоть чуточку необычными, способны оказать нам неоценимую услугу.
Тишина была ему ответом – смущённая, задумчивая, напряжённая. Какая угодно – только не готовая прерваться.
Хуже, чем попасть впросак единожды, может быть только попасть впросак повторно. Альме вовсе не хотелось ни казаться выскочкой, ни ронять себя в глазах попутчиков. И всё же чувство долга оказалось сильнее:
– Кхм… Сегодня купе дилижанса было украшено свежими букетами – и мне показалось, что у них какой-то странный аромат. Что от них кружится голова и хочется спать.
– Да я и впрямь заснул! – хлопнул себя по колену господин Дункендур. – Хотя по утрам обыкновенно свеж и бодр. Вы полагаете, дело было в цветах?
– Не могу быть уверена, – Альма потупилась. – Но когда я выкинула букеты из купе, мне показалось, стало легче.
– Можете ли вы утверждать, что это не было совпадением? – взгляд господина Кюлле стал внимательнее. Острее.
– Нет, но…
– В нашем купе никаких необычных букетов не было, – прошелестела госпожа Грюнсамлехт. – И мой супруг чувствовал себя как обычно, всё было хорошо до… до… – она не выдержала и снова уткнулась в платок.
– Вот как, – кивнул сыщик, тактично не продолжая расспрашивать убитую горем вдову. – Что ж, госпожи любезно поделились с нами наблюдениями, возможно, теперь кто-нибудь из господ захочет внести свою лепту?
Порой благодарность является завуалированным отказом, и хоть формально господин Кюлле оценил наблюдения Альмы, было яснее ясного, что по сути он вежливо отмахнулся от них, как от пустяков. Которыми они, вероятно, и являлись.
Быть может, стоило бы рассказать про зловещую фигуру, кравшуюся ночью к конюшне… Но что если господин Кюлле отмахнётся от этого воспоминания так же, как от воспоминания о лесной тени? Да и точно ли Альма уверена, что фигура ей не приснилась?
– Позвольте, – впервые вступил в общую беседу господин Инмида и посмотрел прямо в глаза Альме, перестав делать вид, что её – или его самого – здесь нет, – я бы хотел задать несколько вопросов. Госпожа Эшлинг, как скоро после усаживания в дилижанс вы ощутили первые признаки недомогания?
Настала очередь Альмы удивляться:
– Примерно через полчаса.
– Отмечали ли вы учащение либо замедление сердцебиения?
Похоже, господин Инмида по неведомой причине – или из-за казуса в коридоре? – сменил тактику, решил не игнорировать Альму, а придираться к ней. Из раздосадованного упрямства она постаралась отвечать ему как можно точнее. И о том, не ощутила ли она жара либо озноба, и о том, не жаловался ли кто-либо из попутчиков на дурноту, и о том, не заметила ли она в букетах незнакомые растения…
Господин Инмида прямо-таки забрасывал её каверзными вопросами. За эти минуты он сказал ей больше, чем за всё предшествовавшее общение. И незаметно потеснил господина Кюлле с его позиций, теперь всё внимание было приковано к нему, он вёл допрос, он верховодил.
Разумеется, господин Кюлле не собирался этого терпеть.
– При всём уважении, – оборвал он очередной вопрос господина Инмиды, – позвольте напомнить, что мы расследуем преступление. Вы можете переговорить с очаровательной госпожой Эшлинг позже, наедине, если вам будет угодно, однако сейчас первоочередной задачей является раскрытие убийства.
– А что если никакого убийства вовсе не было? – хмыкнул господин Инмида, скрестив на груди руки и глянув на прославленного сыщика чуть ли не с вызовом.
– Извольте объясниться, – голос господина Кюлле растерял всю бархатность.
– Вы спрашивали о странностях. Так вот, на мой взгляд, наибольшая странность – сам господин Грюнсамлехт.
– Полноте, Инмида, как вы можете?.. – возмущённо удивился лейтенант Амико.
Каким бы неприятным человеком ни был господин Грюнсамлехт при жизни, всё же неуместно было говорить в таких выражениях о нём после смерти. И судя по всему, данного мнения придерживался не один лишь лейтенант.
Но господин Инмида, нимало не смутившись, лишь покачал головой. И сразил собравшихся ещё одним бессмысленно бестактным вопросом:
– Кто-нибудь пробовал перевязать ему палец ниткой?
Глава XIV,
в которой покойник пропадает