… Я снова стала собой, и поняла, что болтаюсь тряпичной куклой, перекинутой через плечо вновь пленившего меня аггела. Под его сапогами хрустела черепица, и мощную фигуру неустойчиво шатало. Вокруг разливалась холодная темнота, и тюремщик, осторожно ступая, громко пыхтел. Его рука прижимала меня, стараясь удержать в одном положении, отчего желудок до боли сдавливало.
Стараясь освободиться от цапкой хватки, я взвизгнула и задергалась из последних сил. От неожиданности аггел выпустил меня, роняя на крышу. Не давая очухаться от головокружительного падения, он, свирепо рыча, вцепился в мое запястье, где под рукавом прятался браслет. Мое сердце ухнуло, а беспощадный противник остолбенел. Его еще секунду назад скорченная физиономия разгладилась, сошедшиеся у переносицы брови разошлись, взгляд стал бессмысленным. В изумлении я хлопнула ресницами и просто сказала:
– Отпусти.
Горячие пальцы с черными ногтями мгновенно разжались, и, шипя, я растерла руку. Аггел стоял передо мной истуканом, вытянув руки по швам и ссутулившись. В нем не осталось ни капли кровожадности.
– Покрутись, – изогнув брови, приказала я, и тот послушным ягненком повернулся вокруг своей оси, а потом замер, ожидая следующего веления. Похоже, сейчас по моему приказу он был готов даже спрыгнуть с крыши или станцевать польку.
Тут все встало на свои места. Однажды Док сказал, что аггелы очень тонко реагируют на черную магию и подчиняются ей. Прихвостень Златоцвета коснулся браслета, а потом его мозги, если, конечно, они у него имелись, отрубило. Господи, да если бы я раньше знала о столь полезном побочном эффекте побрякушки, то сама со всеми похитителями поздоровалась бы за руку! Интересно, насколько хватит магического импульса?
– Подержись, – протянула я руку, и пальцы аггела очень трепетно сжались на браслете, словно боясь сломать тонкие косточки запястья. – Отпускай.
Противник и не думал сопротивляться.
– Лихо одноглазое, выведи меня из особняка, – скомандовала я, не веря собственному счастью. Все оказалось настолько просто, что захотелось петь от радости и хлопать в ладоши, а заодно расцеловать похитителя в обе горячие щеки.
Беспрекословно подчиняясь, он побрел к разбитому окну, и длинный хвост волочился за ним безжизненной змеей. Я едва подавила в себе мстительное желание хорошенько его отдавить.
С превеликой осторожностью аггел помог мне забраться обратно в комнату, а потом немым телохранителем повел по пустынному коридору к широкой полукруглой лестнице, крыльями сбегавшей в огромный холл. С потолка на толстых цепях спускалась старинная люстра, и внутри плафонов в форме рожков бились мелкие шарики света. Свобода маячила совсем близко, всего в паре десятков ступенек. Я занесла ногу и исчезла…
… За большим красного дерева столом сидел незнакомый мне, но прекрасно известный Богдану мужчина с опрятной аккуратно подстриженной бородкой и в дорогом костюме-тройке. В темных волосах серебрилась заметная седина. Он смотрел на меня, боже мой, конечно, на моего старшего брата с усталым пониманием.
Вокруг пахло пылью старинных фолиантов, и витал едва уловимый аромат вишневого табака. Кабинет утопал в ярком свете, и блики играли на стеклянных витринах книжных шкафов. Окна закрывали темные портьеры, пряча присутствовавших в комнате от любопытных взоров с улицы. На стене над головой у мужчины переливался знак четырехлистного клевера, а ниже вилась надпись на языке аггелов. Я не знала латыни, зато Богдан свободно разговаривал на ней, а потому смысл фразы мне открылся тут же: «Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенного».
– У нас может возникнуть проблема, – произнес мужчина. Похоже, меня перекинуло к брату уже в середине беседы.
– Говори, – резкий голос Ратмира вновь заставил меня вздрогнуть. Мне отчаянно хотелось увидеть его, но Богдан разглядывал Свечку, которая с язвительной торжествующей усмешкой на ярко накрашенных губах, стояла позади стула хозяина кабинета.
– Ее тело могло впитать черную магию браслета.
– Я предупреждала тебя, Ветров! – беспардонно вклинилась в беседу Свеча, не скрывая сарказма.
Мужчина с бородкой резко поднял руку, одним легким взмахом заставляя дамочку прикусить язык и потупиться, и продолжил:
– Если это так, то браслет, который она носит, станет бесполезной побрякушкой, когда твоя сестра, Истомин, ее снимает.
Я чувствовала, как внутри Богдана сжимается пружина отчаянья. За спиной он с силой стиснул кулаки, и ногти болезненно вонзились в ладони. Брат терял рассудок от тревоги и страха. Мое сознание скорчилось, захлебнувшись во внезапном, практически непереносимом чувстве вины.
А так ли я была права, когда обвиняла в предательстве родного человека? Трезвый рассудок подсказывал, что, как всегда, ошибалась.
– Каким образом мы сможем это выяснить? – в отличие от Богдана, который не мог себя заставить выдавить оформленной фразы, Ратмир сохранял хладнокровие и продолжал требовать ответов.
– Если у нее на руке останется ожог, то у нас неприятности.
– Наш господин Остров захочет забрать силу обратно? – предположил Ветров.