Магические узы

Лежа на узкой кровати, я разглядывала остроконечную призму для светового шара на идеально побеленном потолке, ожидая, когда на первом этаже уляжется утренняя суета, и вслед тарахтению отъезжающих автокаров наступит тишина. В душе не было спокойствия, а лишь настойчивая потребность объясниться с Ратмиром, ведь мне не хотелось думать, что он может поверить вчерашней заметке. Потому, прежде чем появиться перед ним, я долго и со вкусом беседовала с зеркальным отражением в маленькой ванной комнате, репетируя проникновенную речь.

С замиранием сердца спускаясь по скрипучей лестнице, я обнаружила качественный морок электронных часов, гоняемый под потолком прихожей сквозняком из настежь распахнутой входной двери. Зеленоватые цифры, словно воздушные шары, вместе с потоком воздуха бились об углы и пульсировали.

Дом действительно опустел. На кухонном столе после завтрака осталась киснуть грязная посуда, из медной раковины торчала ручка сковороды, а ветер трепал занавеску на открытом окне.

– Эй! – позвала я, заглянув в гостиную. На газетном столике подмигивал лэптоп, и рассыпались многочисленные бумаги Ратмира, с которыми он работал, кажется, до середины ночи. По крайней мере, когда до меня донеслись его шаги в коридоре, за окном стояла настоящая темень, а в окне отчетливо виднелся полный диск оранжевой луны.

Пропавший Стриж, оказывается, стоял на крылечке, и я поежилась от свежести, выходя на улицу. За ночь сильный ветер разогнал низкие серые облака, выказывая солнышко, но не допускал тепла, способного согреть землю. Коряжистый старый дуб возмущенно шумел густой кроной, маятником раскачивая качели.

В опустевший двор, где лишь дремала голубая отцовская «Чайка», похожий на неповоротливую черепаху тихо-тихо въехал рассыпавшийся от древности автокар с прилично проржавелым днищем и заметными вмятинами на кузове. Вцепившись в руль мертвой хваткой, в нем таращил глаза Док, до смерти напуганный самостоятельной поездкой. Куры степенно и в высшей степени оскорблено разошлись по двору, нимало не пугаясь. Пес, завидевший гостя, только устало тявкнул и потрусил в огород на заднем дворе, чтобы доспать положенные часы. В общем, никакой сознательности звериное королевство не проявило.

– Даже ты за рулем выглядела гармоничнее, – протянул Стриж, когда я остановилась рядом с ним, кутаясь в мужской свитер.

– И тебе доброе утро.

Без улыбки следить за профессорскими потугами, когда он старательно втискивал колымагу между «Чайкой» и разлапистым дубом, было невозможно. Наш неуклюжий эскулап, бестолково тыркаясь, бешено вращал баранку. Неожиданно старая посудина, чудом добежавшая до далекой фермы, продемонстрировала лихой выпад, будто кинувшаяся на жертву кобра. Заставив испуганно зажмуриться, автокар замер всего в вершке от голубеющего бока отцовского раритета.

– Надо же, – уважительно кивнул Стриж, – Док делает успехи, даже никого не задел!

– Как ему разрешение-то в Ратуше дали? – пробормотала я, не отставая от приятеля, спустившегося с крылечка, чтобы честь по чести поприветствовать гостя.

– А ему и не дали, – хохотнул тот, оглянувшись через плечо, – я подделал разрешение для нашего гения. Вышло, как настоящее.

– Напомни мне, чтобы я никогда не садилась в его автокар, – сдержанно попросила я.

С седмицу небритый Док в мятом костюме тем временем выбрался во двор, щедро громыхнув дверцей о ствол дуба, и оставил очередную вмятину на жестяной поверхности.

– Ведушка! – профессор стеснительно приобнял меня, неловко похлопав по спине.

– Привет, Док, – отозвалась я, действительно обрадованная появлением знакомого лица в тихом укромном уголке. Как будто старинный друг внезапно возник на необитаемом острове, принеся с собой волнительное понимание того, что за сотнями верст бескрайних водных просторов по-прежнему течет позабытая жизнь.

– Стриж? – поправив съехавшие очки, Док пожал протянутую ладонь парня. – Наш ждет захватывающий процесс! Настоящая магия!

Он забормотал себе под нос нечто неразборчивое, и полез в багажник. Все движения профессора отличались суетливостью и неповоротливостью, как будто за пределами своей скромной лаборатории он терял точку опоры, а потому мгновенно выронил вытащенный лекарский чемоданчик. Внутри что-то отчаянно звякнуло, разбиваясь.

– Ох, ты! – пробормотала профессор и, мучительно скривившись, обтер днище ладонью. К расстройству он обнаружил, что одним легким взмахом прикончил нечто, судя по перекошенной гримасе, несомненно, важное.

– Что это? – Док принюхался к перепачканным пальцам, пытаясь опытным путем определить, чего именно лишился, и протянул ладонь Стрижу: – Понюхай, а то не могу понять.

Стриж отпрянул от профессора, как от прокаженного, скорчившись в отвращении.

– Веда, а ты? – клянчил профессор, пытаясь ткнуть мне под нос вымазанную руку.

– У меня насморк, – пробормотала я, затаив дыхание, и поспешно отошла на пару шагов.