– Где, я спрашиваю?! – рявкнул Ратмир, пытаясь привести меня в чувство.
– Внутренний двор дома, где живет ювелир, – едва шевеля языком, сумбурно пояснила я, и сжалась от следующего вопроса, на который все равно пришлось бы отвечать.
– Кто в него стрелял?
Чтобы произнести подобную ересь вслух мне понадобилось больше мужества, чем сигануть с третьего этажа на тент.
– Кажется, я… – снова вырвался судорожный всхлип. С Ратмиром можно быть слабой, ведь он поможет, по крайней мере, своему младшему брату. Лицо исчезло, картинка смешалась, и зеркало стало черным, когда мужчина в бессильном бешенстве отшвырнул коммуникатор.
– Ратмир… – позвала я слабым голосом, но он молчал.
Меня трясло так сильно, что аппарат плясал в руках.
– Ту женщину из заметки тоже убили. Тот, кто это сделал, обратился мной.
Он слышал меня прекрасно, но не отвечал. Значит, не верил.
– Стриж не дышит, – пробормотала я. Мне отчаянно не хотелось, чтобы звонок прервался. Оставаться рядом с умирающим другом совершенно одной, зная, что где-то рыщет мой двойник с самострелом и в компании не запечатанного аггела, было чересчур для истинной трусихи.
– Веда, – неожиданно отрывисто произнес Ратмир, – проверь его зрачки.
– Что? – я встрепенулась и, склонившись над мертвенно-бледным Стрижом, осторожно приподняла веко. Даже от блеклого сумрачного света зрачок резко сократился, и черная краска магических капель свернулась, оставляя лишь желтую радужку.
– Они реагируют на свет? – потребовал ответа Ратмир.
– Да!
– Он жив, – уверил меня собеседник. – Он спит.
Сон, какое удивительное слово! Мне припомнились уроки анатомии в старших классах лицея, когда полная преподавательница-тролль с выжженными от магической завивки волосами под едва сдерживаемый хохот группы тыкала указкой в причинное место глупо улыбавшегося плаката аггела, показанного в разрезе, то есть со всеми внутренностями, мало отличавшимися от остальных фейри. Те же печенка, селезенка, легкие, только особенность странная – аггелы впадали в летаргический сон, практически кому, когда у них начинался процесс заживления ран или, как говорилось в умном учебнике по анатомии человека и человекообразных видов, «регенерации тканей».
Сердце подскочило, и от радости губы растянулись в идиотской улыбке.
– Хорошо, – забормотала я полубезумно, схватившись за голову, – очень хорошо.
– Веда, отключайся. Мне нужно вызвать Дока, – донеслось до меня, и, прежде чем палец поспешно нажал на кнопочку, Ратмир добавил: – Не бойся. Я уже еду…
Не давая мне возможности прочувствовать блаженного облегчения, мой двойник, тяжело дыша, заскочила под арку, ведущую во внутренний дворик, и немедленно выстрелила. Это только в видео-былинах герою говорят насмешливые слова, грозясь убить, а лишь потом стреляют. В жизни такой удачи не случается. Меня спасло лишь то, что девушка от поспешности не успела хорошенько прицелиться.
Я даже толком не испугалась, а над макушкой пролетела ослепительная молния боевого шарика. Он врезался в фонарный столб и, отскочив, взорвал черепками цветочный горшок, стоявший на перилах ближайшего балкончика. Сверху мне на голову посыпался черный грунт и глиняные осколки. Все случилось за короткую резкую секунду, подталкивая меня. Я вскочила, едва не падая.
Девушка, выглядевшая моим зеркальным отражением, снова вскинула руки и, заставляя испуганно замереть, щелкнула затвором самострела. Веки захлопнулись, как ставни на окнах, отрезая меня от пустующего двора и противницы. Мышцы напряглись, но оглушительной боли, какая должна была последовать за шаром, не наступила. Я открыла глаза, а убийца все нажимала и нажимала на курок, получая лишь осечки.
Чтобы добежать до выезда на улицу Вязовую мне пришлось приложить все возможные силы. Сердце бешено стучало. На брусчатке плыла неровная тень от моей фигурки, она, то преследовала меня, то опаздывала, изломано растягиваясь. Убийца догоняла, через шумное дыхание я могла слышать стук ее каблуков.
Потемневшая улица, залитая фонарным светом, захватила меня в объятия. В кронах тополей запутался сумрак. Полосатый тент, порванный насквозь после моего прыжка, подрагивал от легкого ветра. Тишь спального района казалась нереальной, и прогуливавшаяся парочка отпрянула в страхе, лишь завидев движение в темной подворотне.
Я устала так сильно, что едва держалась на ногах, легкие горели. Я больше не могла бессмысленно бежать, панически боясь боевых шаров! Неожиданно страх сменился на отчаянную злость, заставляя завернуть за угол и прижаться взмокшей спиной к шершавой холодной стене. Дыхание замерло, а рука сжалась в кулак, спрятав внутрь большой палец, чтобы не сломать суставов – как когда-то давно меня учил Богдан.