Магия безумия

Джеб подносит мою кисть к губам и целует ноющие костяшки.

– А я бы все равно предпочел остаться здесь с тобой, даже если бы время повернулось вспять. Но если мы хотим отсюда выбраться, перестань верить этому мотыльку на слово, как будто он святой.

– Его зовут Морфей, – говорю я, и у меня сжимается горло, когда я вспоминаю о том, что происходит тремя пролетами ниже. – Думаешь, он победит? С ним ничего не случится?

– Почему ты так за него волнуешься?

– Мы вместе выросли. Мне не все равно.

– Глупо. Это же было во сне. У вас не настоящая дружба.

– Но я чувствую, что она настоящая. Потому что Морфей в меня верит. Он позволяет мне рисковать и набираться опыта. Вообще-то именно так ведут себя друзья.

И я сердито смотрю на Джеба.

Его лицо темнеет, как будто на него наползла тень.

– То есть, ты готова закрыть глаза на его вранье, потому что этот псих льстит твоему самолюбию? С тех пор как мы здесь оказались, он не сказал ни слова правды.

– Значит, вы с ним два сапога пара, потому что оба врете.

Мне самой неприятно, что в моем голосе звучит упрек, но я не в силах удержаться. Я выдергиваю руку и замечаю на столе сумку – ту, в которой лежит коробка-бормоглот.

– Почему эту штуку не унесли?

Джеб, нахмурившись, подходит ближе.

– Наверное, здесь самое безопасное место. Не трогай.

– Я хочу еще разок посмотреть на надпись.

И на королеву тоже. Что в ней такого, раз Морфей настолько очарован?

Джеб накрывает крышку ладонью.

– Знаешь, нельзя так бросаться словами. Может быть, я покривил душой насчет Лондона. Но ты тоже соврала.

Краем глаза я вижу, как за зеркалами носятся души бабочек. Их зигзаги похожи на кардиограмму.

– Насчет своих чувств я была честна. А ты признался в любви, которую якобы испытываешь, не раньше, чем мы оказались здесь, внизу. Но в реальном мире, где это действительно важно, ты выбрал Таэлор.

Отодвинув коробку на край стола, Джеб заставляет меня повернуться к нему лицом.

– С чего ты взяла? Этот таракан снова заполз к тебе в мозг?

– Нет. Но Паутинка проникла в твои сны, пока ты спал. И она видела, что тебе снится другая девушка. Когда мы целовались, ты просто хотел, чтобы я всё бросила и отправилась домой. Тогда бы ты смог вернуться к Таэлор.

– Что?

Его пальцы кажутся горячими и жесткими даже сквозь одежду.

– Мне снились Джен и мама. Потому что я за них волнуюсь.

– Да? Ну допустим, – говорю я, силясь ему поверить, но без особого успеха.

Джеб резко отстраняется и молча отходит в другой конец зала.

А у меня леденеют руки.

Боль мучительна, но я радуюсь, что наконец что-то сказала. Иначе я бы вечно из-за этого переживала, думая, что ворую поцелуи, предназначенные для другой. Я снова подтягиваю к себе оловянную коробку и сосредотачиваюсь на надписи, чтобы отвлечься от подступивших слез. Буквы то расплываются, то делаются яснее, складываясь в читабельную надпись. Я провожу по ней кончиком пальца и шепотом произношу слова:

Вот бормоглот; заключена в нем та, что всех милей,
Освободи ее, утешь, и будешь вместе с ней.
Пусть в алый цвет твоя любовь окрасит толщу вод
И сердце розы, что в саду неведомом растет,
Пусть кистью ловкая рука
Выводит росчерк завитка.
Одна душа другой взамен,
Оплачен кровью вечный плен.

– Это единственный способ освободить Королеву, если не ты ее туда посадил. – Звенящий голос Паутинки выводит меня из задумчивости. – Заклятие всегда разное, в зависимости от того, кто сидит в коробке.

Она приземляется на мое плечо, так что я могу рассмотреть ее вблизи – идеальные женственные формы, зеленоватая кожа, обнаженное тело, только некоторые места прикрыты блестящими чешуйками.

– «Пусть в алый цвет твоя любовь окрасит океан». – Стрекозиные глаза феи блестят. – Розы должны быть окрашены кровью того, кто добровольно пожелает поменяться с ней местами по самой благородной из причин. Любовь поможет это сделать.

Знаменитая сцена из Льюиса Кэрролла проносится у меня в голове – карты-садовники красят в алый цвет розы в саду, чтобы спастись от казни. Какая ирония судьбы. В этой Стране Чудес можно потерять голову навсегда, выкрасив собственной кровью розы на стенках коробки-бормоглота.

– Значит, Морфей покривил душой, – говорю я. – Есть другой способ освободить Королеву и открыть портал. И это может сделать не только тот, кто заточил ее.

Джеб стоит рядом, и лицо у него очень довольное. В глазах так и светится: «Я же говорил».

– Это не такое уж простое решение, – ворчливо отвечает Паутинка и, треща крыльями, срывается с моего плеча. – Как только сделка будет заключена, никто и никогда уже не сможет освободить душу, согласившуюся на обмен. Кровь скрепляет договор навечно, навсегда. «Одна душа другой взамен, оплачен кровью вечный плен».

– Иными словами, – вмешивается Джеб, – это должна быть самоотверженная любовь. То, на что неспособен Морфей. Ему храбрости не хватит.