Магия безумия

Паутинка зависает в воздухе, скрестив руки на груди.

– Мой господин обладает великой храбростью. Однажды он спас мне жизнь.

Она бросает взгляд на дверь и снова смотрит на нас.

– Никто не знает, на что способен, пока не сгустится тьма. Вот почему освободить Королеву может только то, что лежит в глубине сердца. Там кроется самая могущественная в мире сила.

Ее загадочные слова повисают в воздухе. Паутинка ныряет под стол, вытаскивает папин армейский нож и кладет его возле ноги Джеба. Тот прячет оружие в карман. Я хочу спросить у феи, что она имела в виду, говоря о тьме и о глубине сердца. Выяснить, как Морфей и другие одиночки-подземцы живут здесь, внизу. Но язык у меня скован заклятием, написанным на крышке бормоглота, и тем, как Джеб отреагировал на мои вопросы.

Паутинка подводит нас к одному из зеркал и касается пальчиком стекла. Души бабочек исчезают, разлетевшись по другим зеркалам, которые висят вдоль стен.

Фея прикладывает ладонь к гладкой поверхности, и та раскалывается, совсем как трюмо у меня в спальне. В зеркале появляется длинный стол, уставленный блюдцами и чашками. Стол стоит под деревом, возле домика в форме кроличьей головы – две трубы напоминают уши, крыша покрыта мехом. Похоже, солнце на сей раз одолело луну, потому что всё вокруг залито ярким дневным светом. Достав ключ длиной с полруки, Паутинка отпирает портал и разглаживает стекло.

Из соседнего зала раздается эхо шагов. Битва переместилась сюда.

– Идите! – велит Паутинка.

Джеб, не глядя на меня, вскидывает рюкзак на плечо. Лицо у него такое же зеленое, как у Паутинки. Я бросаюсь сквозь зеркало, спасаясь не столько от ужасов, которыми грозят мне Белл Кроллик и Червонная армия, сколько от собственных душевных мук.

13 Болванс

Я случайно наступаю в тарелку с печеньем. Когда головокружение проходит, я поднимаю ногу и стряхиваю с нее обсахаренные крошки.

Прежде чем я успеваю осмотреть стол, на котором стою, кто-то толкает меня в спину. Я спотыкаюсь и падаю лицом в пирог с начинкой из мясистых фиолетовых ягод.

– Эл, извини, пожалуйста, – говорит Джеб, поднимая меня за локти и прижимая к себе. – Всё нормально?

Я молчу, потому что он не уточнил, физически или эмоционально. С помощью Джеба мне удается обрести опору, поставив ноги между тарелкой с бутербродами и миской с засахаренными фиалками. Мои губы облеплены ягодной начинкой.

Я слизываю ее и трясу руками, пытаясь избавиться от липкого месива.

Пейзаж, который мы видели преломленным в зеркале, теперь предстает перед нами во всей красе. Домик, похожий на кролика, стоит на холме. Это роскошный зеленый оазис посреди пустыни. Дюны вдалеке напоминают шахматную доску с черно-белыми клетками, совсем как те, о которые я спотыкаюсь в моем кошмаре. Жаль, что здесь нет никаких материалов, чтобы навечно запечатлеть этот причудливый ландшафт.

Ветерок пошевеливает мои косички, в ветвях шелковицы, над моей головой, щебечут птицы, солнце греет плечи. Все это так похоже на Плезанс, что меня охватывает дикая тоска. Мне страстно хочется поговорить с папой, а главное – обнять его.

Сейчас суббота. По крайней мере, я так думаю. Будь я дома, папа жарил бы стейки, а я бы готовила фруктовый салат, потому что моя обязанность – следить, чтобы он правильно питался.

А что, если я не справлюсь и не смогу вернуться домой? Элисон будет винить себя и сойдет с ума взаправду. От шоковой терапии ей станет только хуже. Папе придется сидеть одному на кухне и есть хлопья с холодным молоком. Никто, кроме собственного горя, не составит ему компании. И не надо забывать про маму Джеба и Дженару. Благодаря тому, что он работает в «Подземелье», его родные спокойно платят по счетам. Они полагаются на него. Что они будут делать без Джеба?

Если я не справлюсь, то погублю всех.

Джеб протягивает мне через плечо салфетку. Я вытираю лицо и спрашиваю:

– Интересно, почему мы приземлились именно здесь?

– Там занято, – отвечает Джеб и разворачивает меня.

Я чуть не падаю, увидев чаевников – Германа Болванса, Мартовского Зайца и Соню. Они сидят за столом неподвижно, покрытые толстым слоем блестящего серо-синего льда.

– У кого-то извращенное представление о том, что значит «спать», – замечает Джеб.

«У Морфея извращенное представление обо всем».

Покачав головой, я иду по столу. Когда я перешагиваю через чайник, из носика вырывается пар, и на моих лосинах остается влажное пятно. Болванс и его друзья напоминают ледышки, но еда выглядит свежей, а чай еще горячий.

– Где перец? – спрашиваю я, протянув руку.

Как-то странно действовать в команде. В нашей семье, сколько я себя помню, всегда были раздрай и беспорядок, но, по крайней мере, последние несколько лет я могла полагаться на поддержку Джеба. Теперь все висит на какой-то странной нити: я не знаю, верить ему или Морфею. Гораздо проще было злиться в реальном мире, когда я точно знала, что он предпочел Таэлор.

Джеб вытаскивает сверток из кармана. Я развязываю ленточку и дышу ртом, чтобы случайно не вдохнуть перец. Даже выветрившегося запаха от перчаток и веера было достаточно – когда я извлекла их из кресла, то чуть не чихнула.