Федор обернулся, рассчитывая увидеть идущее строем подразделение, но разглядел лишь вразброд шагающую толпу человек из тридцати, одетых кто во что горазд: в бешметы и косоворотки, прочие рубахи с застежкой под горло. На головах — низкие и круглые кубанки, папахи и фуражки, а кто и с непокрытой головой. Кто-то в шароварах, кто-то в галифе, сапоги гармошкой — и все это жутко неряшливое, в дырках, в заплатках и в грязи… Только шагавший впереди вахмистр напоминал кадрового военного, но лишь на фоне остальной банды. Широченные красные лампасы, украшавшие штаны казаков и означавшие принадлежность к кавалерии, у этих партизан отсутствовали.
— Хотел служить в отряде пластунов? — осведомился Шкуро. — Что ж, вот они. Принимай себе. Если они тебя примут.
Глава 14
Шкуро все же затащил Федора отмечать свою «клюкву». Так что утро выдалось томным — князь встал с тяжелой головой и пакостным вкусом во рту. Разместили его у пожилой вдовы. Она помогла постояльцу привести себя в порядок: принесла теплой воды для умывания и бритья, затем — чаю с булками. Федор допивал второй стакан, когда явился Шкуро.
— Ну, идем знакомиться с пластунами? — предложил, ощерившись.
Оскал этот Федору не понравился, но выбирать не приходилось. И они пошли. Пластуны жили в небольшом поместье на окраине, занимая там сенной сарай. Офицеры застали их за странным занятием — казачки плясали под гармонь. Танец напоминал гопак. Вахмистр, отбивавший такт ударами ладоней, мазнул взглядом по прибывшим офицерам, но и не подумал отдать им честь либо скомандовать «смир-рна» подчиненным. Те продолжили скакать. Не хватало только баб в широких сарафанах и с цветными платочками в руках…
— Здорово, Вась! — окликнул старшего в этом сборище подъесаул.
— Здорово, Андрей, — ответил вахмистр. — Что за гусь с тобой, тот, что из Питера?
Федор испытал желание сыграть в чеховского унтера Пришибеева[67]
и завопить что-то вроде: «Ста-аять смирна, пес смердячий, когда говоришь с офицером!» Но решил сдержаться: все не просто так. На «слабо» проверяют казачки. Лишь спросил:— Танец — разминка перед занятиями?
Шкуро хмыкнул и, достав пачку папирос, протянул ее вахмистру. Пластун взял одну, прикурил и только тогда снизошел до ответа:
— Та не, ваше благородие. Биться мы начинаем безо всякой такой-сякой разминки. Если германец или австрияк попрет, я ж не скажу ему: обожди, герр-месье, вот только своих казачков разогрею. Танец — это наше главное…
Не снимая шашку и не вынимая папироску из зубов, вахмистр тоже начал топтаться, пританцовывая, потом вдруг оказался в шаге от Федора. Тот опомниться не успел, как ощутил боль в захваченной руке, толчок — и земля с небом поменялись местами. Фуражка слетела с головы и укатилась.
Вахмистр протянул пятерню, помогая встать с травы:
— Поднимайтесь, ваше благородие. Мундирчик испачкаете.
— Не шуткуй так, Степан, — цыкнул на него Шкуро. — Непривычный капитан к нашим нравам. Осерчает — и сожжет как головешку. Осененный он, не из последних. Не сердись, Федор, — повернулся к князю. — Босота станичная… Разреши представлю вахмистра: Муха он, Степан. Трижды к австрийцам хаживал и не счесть сколько раз к японцам. Два Георгия у него, между прочим. Но не носит.
— Кресты мне ползать мешают, — хмыкнул Муха.
— Наш столичный гость, капитан Мышкин Федор Иванович.
Вахмистр поднял и поднес Федору фуражку. Тот взял и надел на голову.
— Офицер в… товариществе… есть? — Федор не привык называть пехотный взвод словом «товарищество», потому запнулся.
— Был, — беспечно отвечал Степан. — Третьего дня схоронили. Стало быть, вы — вместо него? Казак?
Бросившие танец, пластуны прислушивались к разговору и радостно реготнули, узнав, кто прислан на смену погибшему хорунжему.
— Не вместо, вахмистр, а чтоб из вас сделать особую команду. Для выполнения ответственных заданий в неприятельском тылу.
— А сами с нами пойдете, ваше высокоблагородие? — спросил Степан.
— Непременно. Без меня вы пропадете.
Пластуны заржали, а вахмистр погрустнел:
— Из вашего благородия пластун как пуля из… — он не стал заканчивать, но и так понятно. — Половина товарищей будет вас нести-сторожить, шоб не оцарапались где, не ушиблись невзначай. Не в мешке же тащить вас как языка австрийского… Андрей! Полковник что сказал?
— Что он мог сказать? — пожал плечами Шкуро. — Приказ из Петербурга.
— Нянчиться со мной — только половина беды, Степан, — взял на себя инициативу Федор. — Ты еще главного не слышал — на ту сторону мы пойдем искать и убивать вражьих магов.
Все смолкли. Наигрывавший тихо гармонист сдвинул мехи и замер. К Федору направились три оборванца с погонами урядников на рубахах, их хмурые лица не обещали капитану ничего хорошего.
— Может, сразу веревку и мыло выдашь, капитан? — пророкотал вахмистр. — Чем мучится и гореть в их огненных шарах, али в петлю сунуться сразу?