А в книге Градцкаго закона, в 3 [9] грани, в 49 главе, во 2 напечатано: Иже сотвори вы и чародеяние или на погубление человеку, или у [себе] имые, или продав, яко уби[ица] по закономь мучица. В книге царя Леона и Констянтина [8] главе, в 20 статут, напечатано]: Губители, чаротворцы, на врет человечь, призывающа бесы, мечемь да усечени будут[127]
.Творящи хранилища, еже мнети на пользу человеком своего ради срамнаго приобретения, обличаеми да заточени будут. Обретая иже ся или свободень, или работень, виною либо какою дав кому пити: или жена мужеви, или муж жене, или раба госпожи, и тоя ради вины в немощь впадет, и пиемые питие, и приключица ему истещи, и умрети, мечемь да усечен будет[128]
.Этот отрывок дает прекрасное представление относительно недифференцированных представлений о магии и ее опасностях, которые Фёген считает характерными для IV века и которые столь очевидно проявлялись в поведении жителей Московского государства. Чародеи призывают бесов, дают отраву, восстают против тех, кто выше их, предают тех, кого обязаны защищать. Категория обширная, но есть заметные исключения. Ни ересь, ни богоотступничество не входят в общую картину. Речь может идти лишь о бесах, мелких демонах – человек способен призвать их и затем повелевать ими, – но ни в коем случае не о самом «супостате». Стоит отметить, что в вышеуказанном случае обвиняемый признал, что занимался черной магией особо опасного вида, включая отрицание «Спаса нашего Иисуса Христа»: с этим обвинением мы еще встретимся ниже. И все же, согласно древнему христианскому закону, на который ссылались местные власти, смертная казнь полагалась ему за преступное причинение вреда людям, а не за отречение от Бога.
Официальные указы запрещали колдовство наравне с воровством, убийством, разбоем, духовными преступлениями, богохульством, участием в беспорядках, непристойным поведением, игрой на музыкальных инструментах, язычеством, несанкционированными проповедями – в зависимости от того, что являлось предметом особого беспокойства в тот или иной момент. Наказания были разнообразными – от предписания прекратить данные практики до покаяния, отлучения от церкви, изгнания, отпускания на поруки, телесного наказания, отсечения головы, сожжения или закапывания заживо. Даже на высшем уровне законодатели не выработали последовательного подхода к природе преступлений магического характера или происхождения магических способностей и не обнаруживали видимой склонности открыто признать магию сатанинским деянием путем логических или теологических рассуждений.
Как мы видели, представители религиозной и политической элиты не стремились создать систематическую или теоретически обоснованную концепцию для объяснения зловещего могущества магии и точно так же не прилагали усилий, чтобы во время суда найти свидетельства существования сатанинского заговора. Подобно своим западным коллегам, представители власти задавали наводящие вопросы и упорно пытались получить ответы, которых желали и ожидали. Но сами вопросы резко отличались от тех, которые задавались в европейских судах. Вместо того чтобы вскрывать связь с дьяволом («Когда ты впервые предался дьяволу? Что видел на шабаше? Когда заключил договор с дьяволом?»), московские судьи старались выявить всех замешанных в деле лиц и определить, каковы были практические результаты магии («Кто учил тебя? Кого научил ты? На кого наслал порчу?»)[129]
.Различия в методах ведения допроса особенно ясно видны при сличении записей судебных заседаний. Сравним, к примеру, протоколы допросов Сюзанны Годри (Риё, Франция, май 1652 года) и Микишки Андреева Солетина, сибирского охотника, задержанного в том же году по обвинению в хранении сборника рукописных заговоров. Алан Корс и Эдвард Петерс, сделавшие перевод первого протокола, отмечают, что запись является «удивительно тщательной, но беспорядочной в смысле синтаксиса»: с помощью наводящих вопросов судьи получили именно ту картину сатанинского вмешательства, которая ожидалась и требовалась для признания подсудимой виновной по всем правилам. Ниже приводятся некоторые вопросы вместе с ответами Сюзанны Годри. Видно, как судьи получали нужные для них ответы.