К лестнице. Вон она, неподалеку. Ника постояла, наблюдая, как Эка завозит кресло с дедом в лифт, как Кощин с ней ругается: он пока дееспособен и способен обойтись без помощи и нянек! Разобидевшаяся внучка, фыркнув, вышла из лифта и пионерской поступью, сгибая коленки под острым углом, промаршировала к лестнице…
Да, Эдуард Кузьмич, пожалуй, не смог бы договориться с шаманом. Ему пришлось бы говорить при Ангелине, находившейся в бальном зале со своей креатурой.
Или Ангелина отлучалась? А Кощин мог вместо себя отправить к Зайцеву Василия. Как-никак они сообщники, тело вместе выносили.
Мог. Но сомнительно.
Совсем запутавшись, Вероника добавила прыти, поднялась по лестнице до поджидавшей ее Эки.
— Улет, да? — восторженно сказала Катерина. — Ты веришь, что Бадма на самом деле говорил с Инессой?
Вероника не могла поверить, что Инесса, имея многие возможности для сбора информации, пропустила на «Битву» человека, дважды заподозренного в мошенничестве! О ней все в один голос говорили как о специалисте, способном распознать любую ложь.
Хотя… если вспомнить каменно-неподвижное азиатское лицо шамана, глаза, которых за набрякшими веками практически не видно… Попробуй-ка пойми, чего он там удумал. Лицо как гипсовая маска.
Не отвечая на вопрос Катерины, Вероника задала встречный:
— А ты не знаешь, мастер Бадма легко прошел отсев Инессы?
— Откуда? — Эка повела плечом. — У нас никто про своих бойцов не рассказывает. Хочешь, я спрошу у Ангелины Сергеевны?
Вероника усмехнулась:
— Сейчас? После такого триумфа?
— Значит, ты Бадме поверила. Если называешь его выступление триумфом.
— А ты, значит, нет.
Эка задумчиво поглядела на полотно, готовое выплеснуть из себя бурное море, и медленно покачала головой:
— Не знаю. Сеанс, конечно, был улетным, но верю или нет… С правдивостью происходящего у нас обычно Инка разбирается. Разбиралась… — Девушка поморщилась. — Она любой подвох, как гнилой орех, щелкала.
— Эк, а у Ангелины и Инессы какие-то терки были? Как они вообще контачили?
— Нормально. Что им делить? Хотя… — Взгляд Катерины снова погрузился в нарисованную морскую пучину. — Нет, чепуха.
— Что, Эка, что? — настаивала Вероника.
Но собеседница уперлась и отказывалась поделиться какой-то догадкой или воспоминанием:
— Отстань, Ник, это было давно, это личное, и вообще я все подслушала. Случайно.
Вероника мысленно пожалела, что она не следователь и не может пригрозить упертой партизанке какой-нибудь статьей УК РФ. Но впрочем, некоторые результаты разговор все-таки принес: во-первых, у госпожи Захаровой был конфликт с покойной, а во-вторых, Вероника больше и больше убеждалась, что Эку кто-то подставил. Ну не может убийца так горячо хранить чужие тайны! Убийца бы, наоборот, постаралась утопить Ангелину Сергеевну поглубже и наверняка.
Так что тут, похоже, вырисовывается другой сюжет. Некто убил Инессу, обмазал кровью ручку двери в спальню Эки, сумел оставить пятна и на ее кровати, вероятно, даже на руках или руке. Рассчитывал, что девушка, проснувшись и увидев пятна крови, перепугается, поднимет переполох, а позже в кабинете ее деда найдут тело Инессы…
Но просчитался. Эка переполох не подняла — подумала, что у нее пошла из носа кровь. Возможно, что испачканной в крови рукой она во сне провела по лицу, и картина стала совершенно естественной.
Но вот почему дед не поговорил с внучкой, Ника не понимала. Он думал, что она сама придет к нему за помощью…
— Эк, а ты лунатизмом не страдаешь? — полушутливо поинтересовалась Вероника; этот вопрос давно подразумевался, был вышит крестиком на ее изнаночном бытие.
Катерина, почти дошедшая до арки, развернулась и уставилась на Веронику, как папуас на вертолет.
— Ну ты даешь… Откуда узнала?! — Вероника, выбрав уже проверенное объяснение, отмахнулась, дескать, зачем еще раз повторять про эзотерическое чутье. — Да, у меня была парасомния, но давно! Я уже об этом и забыла.
— Расскажи.
— А что тут рассказывать? — фыркнула девчонка, поймала строгий взгляд ворожеи и послушно приступила: — Когда… ну… когда родители погибли, в общем… — Рассказ давался Эке с видимым трудом. — Тогда летние каникулы были, я здесь с бабушкой и дедушкой жила. Никто вначале не заметил, что я ночью прихожу в спальню мамы… Я тоже об этом утром ничего не помнила… Короче, врач-сомнолог посоветовал вынести из спальни мебель и вещи родителей. Чтобы я перестала за них цепляться, ненарушенная обстановка спальни служила триггером, спусковым механизмом. Мой дед, как всегда, поступил кардинально: сделал из спальни мамы и папы свой кабинет. Я днем туда приходила, видела совсем другую комнату…
— Гулять по ночам перестала?
— Да, постепенно, — вздохнула Эка. — А почему ты спрашиваешь?
Для ворожеи-агента-кулинара наступил момент истины. Имеет ли она право сказать несчастной девушке, что та убила близкого человека? Пусть даже не намеренно! Инесса, вероятно, пошла ночью в кабинет Кощина за своими бумагами, Эка, чистая сомнамбула, вышла в коридор, увидела открытую дверь бывшей спальни покойных родителей и вошла туда…