— Признаюсь… — отведя наконец взор от окна, произнес Веснин, — признаюсь, Олег Леонидович, когда я увидел, чем занимаются в мастерской, у меня было сильное желание немедленно применить к вам лично меры административного воздействия. Но я не могу позволить себе такой роскоши в отношении вас. Вы единственный в КБ кандидат наук, инженер, имеющий стаж работы в области высокочастотной техники. Вы единственный, кто близко в течение длительного времени работал вместе с Мочаловым. По занимаемой вами должности вы обязаны иметь авторитет в глазах подчиненных, и я, в интересах дела, должен этот ваш авторитет оберегать. Я не могу упомянуть ваше имя в приказе в качестве отрицательного примера. Да, о вас в приказе по КБ не будет упомянуто. Я заинтересован в том, чтобы вы могли здесь продолжать свою работу с не меньшим успехом, чем вы ее начали. А таких дипломантов, как Егорова, и даже много лучше, легко найти. Поэтому я немедленно отчислю дипломантку Егорову. А в приказе я объявлю выговор не вам, а Илье. Федоровичу. Он — начальник мастерских.
— Но позвольте, — краснея и запинаясь, начал Оленин, — это очень некрасиво. выглядит — получается, что я выхожу сухим из воды.
— Нам с вами должно быть безразлично, как это выглядит. Мы с вами обязаны думать прежде всего о деле.
Огорченный чуть не до слез, Оленин поднялся и, не взглянув на Веснина, вышел из кабинета.
Но Веснин уже не думал об Оленине с его переживаниями. Ему было больно и тяжело решиться на то объяснение с Ильей Федоровичем, которое сейчас предстояло ему как начальнику КБ.
На столе перед Весниным лежал один из последних образцов магнетрона. Из прибора через стеклянные трубочки выходили стерженьки-вывода. Способ пайки выводов был предложен стариком Мухартовым.
«Пока дело не сделано, совестно за работу просить. Сделаешь, хозяину расчета нет мне деньги платить…» — вспомнил Веснин. Он подержал на ладони, словно взвешивая его, магнетрон, положил его снова на прежнее место и попросил вызвать к себе начальника мастерских.
И вот перед Весниным появилась грузная, обрюзгшая фигура шеф-монтера. Илья Федорович опустился в кресло, стоявшее у стола. Веснин увидел большие стариковские руки с синими узловатыми венами, массивную томпаковую цепь от часов, на которой висело маленькое колечко с тремя брелоками: якорь — символ
В воображении Веснина возникли тяговая подстанция далекого уральского завода и Мухартов, стоящий на верхней ступеньке лестницы, у высоковольтных шин. Даже пятна пота под мышками, даже заплату на подошве башмака у Мухартова — все мелочи ясно видел сейчас перед своим мысленным взором Веснин. Стоявшим внизу казалось, что высоковольтные проводники проходят как раз над животом Ильи Федоровича. Брелоки
«Никогда, никогда в жизни не забуду я этой минуты!» — повторял тогда Веснин.
«Но я должен, я обязан объявить ему выговор!» — говорил он сейчас.
Илья Федорович по возрасту был пенсионером. По материальному положению — все его дети были хорошо устроены — он мог бы не работать. Он уже и сам собирался было уйти с завода. По выходным он ездил в пригороды, подыскивая себе недорогой маленький домишко. Он было совсем уже сговорился относительно домика с участком в поселке Островки, на берегу Невы:
«Будем с Анной Кузьминичной клубнику сажать. Малину заведем. Можно и яблоньки — я уже об этом с Николаем Евдокимовичем советовался…»
Но он не купил домика, перестал об этом говорить, когда узнал, что у Веснина затруднения с организацией опытной мастерской для КБ. Мухартов любил свою работу, любил Веснина, да и не хотелось ему расставаться с заводом. Мастерскую в КБ Илья Федорович организовал, действуя самостоятельно и толково. Он подобрал опытных мастеров, которые, возможно, не пошли бы к Веснину. Они пошли к Илье Федоровичу.
Веснин встал и вышел из-за стола:
— Илья Федорович, этого так оставить нельзя…
— Жаль барышню: молода, глупа, — вздохнул старик. — А ведь это я кругом виноват. Надо было мне поинтересоваться, почему чертежи не подписаны товарищем Олениным. Хотелось девочке помочь без всякой этой волокиты, вот и помог…
— В отношении ее я уже решил, — твердо произнес Веснин, — а в отношении вас, Илья Федорович, мне хотелось бы ограничиться выговором… Выговор в трудовую книжку не заносится…
— Расчету нет мне здесь оставаться, — пробормотал Мухартов. — Не могу я, Владимир Сергеевич, годы мои не те — такое стерпеть…
Веснин сжал зубы. Было ясно, что после того как ему объявят выговор, Илья Федорович не сочтет для себя возможным остаться в мастерской.
«Ну что же, пусть будет так, — решил про себя Веснин. — На его место можно назначить Чикарькова…»
После ухода Мухартова Веснин закрыл глаза и опустил лицо в ладони.