Магнетрон

Лицо Кленского, то освещаемое огнями бегущих мимо окна машины фонарей, то еле различимое в тени, на мгновенье показалось Веснину призрачным, не настоящим. А на его месте возникало это же лицо, каким Веснин его увидел однажды в детстве, — лицо с незрячим взглядом словно ослепших от ужаса глаз… Решетка сквера у памятника Богдану Хмельницкому, баба в цветастой кунавинской шали, толпа, избивающая студента, грохот тяжелых солдатских сапог, цоканье копыт, рев труб и вой песельников «добровольческой армии» генерала Деникина:

Соловей, соловей, пташечка,
           Канареюшка жалобно поет!

— Нет, Николай Николаевич, нет, вы неправы! — с неожиданной для Кленского горячностью воскликнул Веснин. — Человеческое общество — это не механизм, и люди не шестеренки, не гайки, клапаны, штоки и валы. Все это значительно сложнее…

— Ну-с, а если вы, как можно судить, — продолжал свою мысль Кленский, — чувствуете, что дело — я подразумеваю приработку — идет у вас со скрипом, потрескиванием, то, значит, вам надо чаще бывать в обществе, чтобы сгладились шероховатости. Вне среды нет ни науки, ни искусства.

Веснин слушал Кленского, но уже не имел желания ни возражать, ни спорить.

Золотистая мушка

Нельзя сказать, что Веснин скучал у Волковых. Но он считал, что, оставив Вале номер своего телефона, он теперь обязан думать о ней. Все еще не потеряв надежды встретиться сегодня с Валей, Веснин старался пить возможно меньше.

— Владимир Сергеевич! — через стол закричал Волков Веснину. — Провозглашается здравица в честь всех присутствующих здесь докторов наук!

Веснин улыбнулся и встал:

— Пью за вас и Николая Николаевича!

— Каково? — спросил Веснина Кленский, который на правах его бывшего учителя сам выбирал ему вино.

— Нет, вы попробуйте теперь вот этого! — настаивал Волков. — У Николая Николаевича свой вкус, а у вас должен быть свой.

Но своего вкуса у Веснина не было. Было только любопытство. Особенно заинтересовала его одна из бутылок, содержавшая, как объяснил ему Кленский, «вино в рубашке». Крепко приставший налет покрывал изнутри стекло.

— Это вино выше всяких похвал! — изрек Веснин, пригубив густой темной и терпкой влаги.

— Ваша речь становится афористичной, — заметил Кленский. — Выпейте еще!

Веснин засмеялся вместе со всеми. Ему захотелось произнести нечто остроумное, забавное. Он сказал:

— Афористичность — качество, уменьшающееся с количеством слов. В начале своей деятельности в области высокочастотной техники я решил как-то заняться литературным обзором. Я был убежден, что делаю общественнополезное дело. Понимаете, — хохотал он, — я несколько раз повторял одну фразу, которая казалась мне действительно афористичной. «Развитие высокочастотной техники в тридцатые годы нашего века, — писал я, — было характерно коротковолновой лихорадкой».

— Это вино, кажется, действительно выше всяких похвал, — чуть прищурив свои сонные синие глаза, произнес Кленский.

— Нет, Николай Николаевич, вы меня не поймали! — воскликнул Веснин. — Я отлично знаю, что фразу эту я впервые услышал от вас… Еще в Киеве, тогда на антресолях…

— Позвольте, позвольте! — кричал Веснину Волков. — Даю к вашей высокочастотной лихорадке убедительный пример: в середине тридцатых годов нашего века молодой, талантливый советский ученый Владимир Веснин предложил оригинальную конструкцию генератора сантиметровых волн.

Громче всех аплодировала отцу Наташа, и только теперь Веснин, подумав о том, что она слышала все его речи, ужаснулся, представив себе, какое у нее могло создаться впечатление о нем. Ему стало до того стыдно, что он чуть не заплакал. Он почувствовал настоятельную необходимость объясниться с Наташей, сознаться ей, что говорит весь вечер глупости, что не следовало ему пробовать столько сортов вина. Опустив голову, он долго обдумывал фразу, с которой начнет разговор.

— Откровение о вине, — начал он, — иначе не могу назвать впечатление, которое вынес из знакомства с погребами вашего батюшки. Практика приводит к искусству на научной основе создавать вина высоких качеств…

Кленский предложил Веснину пойти вместе посмотреть, как танцует молодежь.

Волков тоже пошел к танцующим. Он обнял свою дочь и легко, красиво повел ее в вальсе.

Кленский, почтительно склонившись, пригласил хозяйку. Грузная, статная и величественная дама, мать Наташи, снисходительно улыбаясь, опустила свою пухлую руку на плечо Кленского.

«А моя мама моложе, красивее», — подумал Веснин.

У рояля сидел худощавый сутулый молодой человек с темной бородкой — брат Наташи, Алексей Георгиевич.

Георгий Арсентьевич, оставив свою дочь, беседовал с маленькой благообразной старушкой.

Через всю комнату, ловко обходя танцующих, к Наташе направился спортивного вида молодой человек со значком альпиниста первого разряда в петлице пиджака. Шаркнув ногой, он поздоровался, подал Наташе руку. Выждав такт, они вошли в круг танцующих. Молодой человек танцевал очень усердно, и на его мускулистых икрах топорщилась идеально заглаженная складка немного узковатых брюк.