Магнолии были свежи (СИ)

— Я потом за ними вернусь.

Мадаленна хотела сказать что-то еще, но слова замерли, и она снова кивнула и тихо ответила:

— Благодарю.

Какое-то время они шли молча, рассматривая пустынные улицы и редких прохожих, спешивших домой и подозрительно оглядывающихся по сторонам. Это была та тишина, которую он любил, которой ему так не хватало. В его жизни происходила трагедия, должны были случиться страшные вещи, начинался процесс смерти, но Гилберт видел лишь одно начало и старался не думать, отчего ему было так тесно в груди, когда Мадаленна не отказалась от протянутой руки.

— Как вы думаете, — он нарушил молчание. — Куда может идти тот мужчина в сером плаще?

— С черным воротником? — отозвалась Мадаленна. — Домой. Или в подпольную лабораторию по производству водорода.

— Или он мечтает изобрести средство бессмертия.

— А вы бы хотели стать бессмертным? — она мельком посмотрела на него.

— Нет, — подумав, ответил Эйдин. — Это слишком большое несчастье, которое обернется в конце полным одиночеством. А вы?

Она ответила не сразу. Пнув камешек, Мадаленна посмотрела в темное небо, будто там мог быть написан ответ.

— Я бы разделила его с близкими. Бессмертие на одного — худшее наказание — видеть, как уходят близкие и не иметь возможность помочь… — у нее перехватило дыхание, и Гилберт покрепче сжал ее руку. — Хотя некоторые даже радуются этому. Так, что о нашем изобретателе?

— Он постоянно думает, что за ним идет хвост.

— И так и есть, просто хвост зашел в тот переулок, — она указала рукой влево, и рукав пальто коснулся его щеки. — И уже поджидает у двери.

— Но у нашего экспериментатора есть пистолет.

— А у хвоста — нож.

— Получается, нашему изобретателю суждено ужасно погибнуть?

— Ну, на его помощь могут ринуться профессор и его студентка.

— И насмерть заговорить фактами об искусстве? — его смех негромко раскатился по пустынной улице.

— Или латинскими афоризмами. — она улыбнулась, а потом неожиданно спросила. — Вам же не нравится Лондон?

Вопрос его озадачил, и он снова подумал о способностях Мадаленны к прорицанию.

— С чего вы так решили? — она пожала плечами. — В ваших предках Кассандры не числится?

— Нет, но Хильда утверждала, что она — потомок Мелюзины. — Мадаленна потерлась щекой о шерстяной ворс. — Это объясняет ее холодность и рыбьи повадки.

— Может быть, русалочьи?

— Рыбьи. — категоричный был ответ.

— Рыбьи так рыбьи. Но вы были недалеки от правды. Мне действительно здесь… — Эйдин запнулся, стараясь подобрать нужное слово. — Не то чтобы не нравится, но неуютно. Это красивый город, удобный, но, скажу банальность, сердце у меня в другом месте.

— Тогда почему вам не отправиться туда, куда вам хочется?

— У всех нас есть обязанности перед семьей.

— А что насчет обязанностей перед самим собой?

Он резко остановился и присмотрелся к той, что шла рука об руку с ним. Кассандра в живом обличье смотрела прямо, не старясь утаить от него взгляд светлых серых глаз. Она не смущалась, щеки ее не краснели, и Гилберту стало не по себе от мысли, что предложи сейчас все бросить и пойти куда глаза глядят, он бы пошел, не спрашивая. Вот оно — его приветствие, — стояло перед ним, и он был готов сделать все что угодно, только бы не расстаться с ним.

— Я сказала лишнее, — она хмуро отвернулась. — Извините меня.

— Нет, — медленно проговорил он. — Вы не можете сказать ничего лишнего, вы всегда говорите верно.

— И все же я не имела права…

— Вы — единственная, кто имеет на это право. — вырвалось у него, и, стараясь не смотреть на светлую улыбку, он продолжил. — Как думаете, что будет, если после Италии начать изучать культуру Ирландии?

— Думаю, это будет замечательно. Замки, долины, и, Небеса, — она всплеснула руками. — Тринити-колледж! Там же самая большая библиотека!

— В которой можно потеряться. — усмехнулся он. — Как-нибудь я расскажу вам историю, как заночевал прямо там в компании Гете.

— Вы пытались устроить спиритический сеанс?

— Нет, просто сидел рядом с его портретом. Кстати, — они почти свернули к бульвару Торрингтон, и ему захотелось, чтобы дорога шла не так быстро. — Хотел вас попросить стать моим экскурсоводом по Италии.

— По Италии? — звонко рассмеялась Мадаленна. — Я с радостью, но, боюсь, я мало что помню.

— Но что-то же вы помните?

— Да, — улыбнулась она, и взгляд ее затуманился — она была в своем родном месте. — Помню прохладный дом бабушки в летний зной, помню белые колонны, пустые залы с фресками на стенах, помню старый сундук с поломанным замком. Помню шум моря, такого синего, что оно казалось ненастоящим. Я покажу вам Италию, — ее улыбка стала до боли прекрасной. — Такой, какой помню ее я.

— Я надеюсь на это.