Магнолии были свежи (СИ)

Бабушка вышла из своей комнаты впервые за долгое время, и Мадаленна не была этому рада. Дни без Бабушки протекали так хорошо и мирно, что она почти что начала забывать о ее существовании. А теперь она могла сорваться на нее, могла накричать, могла сделать что угодно, и Мадаленна боялась, что сорвется. Ей надо было пойти одеться, умыться и связать чемодан ремнями. А потом выйти из дома и отправиться на вокзал.

— Он не приедет, девочка. — продолжала Бабушка. — Потому что ты наконец уезжаешь в свою Италию. Поверь, мой мальчик рад этому, он давно мечтал, чтобы ты отправилась восвояси к своим проклятым итальянцам. К твоей сумасбродной бабке, отравившей своего собственного мужа, ко всем дешевкам, таким же, как и ты!

Раз ступенька, два ступенька.

— И было бы гораздо лучше, если бы ты еще забрала свою мамашу. Впрочем, — Хильда рассмеялась, и Мадаленну передернуло. — Вскоре они разведутся. Наконец мой мальчик понял, какую гадость приволок тогда в дом. Наконец он выберет себе кого-нибудь достойного. И у него будут дети, другие дети, много детей. Не такие, как ты, они будут лучше, умнее, чище…

Три ступенька, четыре ступенька. Ковер на этой лестнице всегда был таким скользким, чего стоит тольок немного подогнуть край, и тогда нога сама подвернется, и никакая палка не поможет.

— Ты и твоя мать отнимали его у меня долгие годы, но теперь!.. — старуха охнула, когда Мадаленна стянула кружевное жабо в своей руке.

— Еще раз вы скажете что-нибудь про мою семью, и, клянусь Небесами, я спущу вас с лестницы, Бабушка. Мой отец любит меня, а ненавидит вас, — глаза Хильды сузились щелочками зло смотрели на внучку. — Он хотел отправить вас в санаторий, где вы остались бы одна навсегда, и это моя мама настояла на том, чтобы вы прожили здесь свои последние годы. — Бабушка попыталась оцарапать ее руку, но Мадаленна еще сильнее сжала кружевную ткань. — Я убью вас, если вы еще хоть слово скажете о моей матери и бабушке. Вы — лживая гадина, и, видят Небеса, лучше бы я осталась совсем без бабушки, чем жила двадцать лет с такой.

Пояс от халата стал похожим на бельевую веревку, так сильно она его сжимала, пока поднималась по лестнице. Она подняла руку на пожилого человека, чуть не столкнула ее в пролет, и она старалась убежать подальше от этого голоса и отвратительных слов. Отец любил ее, он всегда говорил, что ее рождение было подарком для него. Мадаленна понимала, что с появлением ее на свет, беспечность покинула ее родителей, но Эдвард любил ее, она знала, не могло быть по-другому. «Тогда почему его не было здесь?» — чуть не выкрикнула она вслух. Почему его не было рядом с ней, если он обещал каждый день перед поездкой, что проводит ее? Чемодан стоял все так же раскрыв свой рот, и она зло пнула его ногой. В бессильной злобе хотелось все крушить, ломать, однако она дернула себя за конец косы и силой приказала себе начать собираться. Мадаленна быстро умылась холодной водой, расчесала волосы, туго перевязав их, и аккуратно сложила ночную рубашку. Рукам так и хотелось что-нибудь разорвать, но она каждый раз одергивала себя и в сотый раз принималась проверять, все ли положено в чемодан. Белье, блузки, кардиганы, свитера, брюки, несколько юбок — ранняя весна в Италии могла быть очень теплой, — все это поместилось в чемодан. Следом пришел черед шпилек, булавок, нескольких книг, — она взяла Гессе и Вудхауса, — пастилок от кашля, ментоловых капель, носовых платков и всего прочего, за чем Мадаленна никогда не следила, и чего она у нее никогда не было в избытке; это поместилось в дорожную плетеную корзину.

Она натягивала дорожный пиджак из серого твида, когда парадная дверь хлопнула, и, бросив шейный платок, Мадаленна выбежала на лестницу. Это был не отец, Аньеза стояла на пороге, отряхивая плащ от воды — на улице шел дождь. Отчаяние снова поднялось в Мадаленне; увидеть отца перед отъездом стало навязчивой идеей, от которой она не могла, да и не хотела избавляться. Она вернулась в комнату и взяла багаж.

— Ты проснулась? — Аньеза стянула перчатки и коснулась щеки дочери. — И уже готова!

— Я просила меня разбудить раньше.

— Я знаю, дорогая, — мама пропустила мимо ушей недовольный тон дочери. — Но Эдвард не появился, так что, я решила дать тебе еще немного поспать.

— Спасибо.

— Ты уже завтракала?

— Нет, я не хочу.

— Мадаленна, — Аньеза посмотрела на нее как на маленького ребенка. — Перед поездкой обязательно надо позавтракать.

— Я не хочу. — она присела на диван и посмотрела на часы; было уже одиннадцать утра, поезд отходил в сорок минут полудня. — Я подожду его, может, он просто опаздывает.

— Мадаленна, — мама присела рядом с ней. — Твой отец редко когда бывал пунктуальным, а поезд может нас не дождаться. На дорогах могут быть пробки.

— Нет, — помотала головой Мадаленна. — Ты же знаешь, он просто задерживается. Папа обещал, что придет домой и поможет мне собраться в дорогу. Я подожду.

— Хорошо, — вздохнула мама и пересела в кресло. — Подождем десять минут, хорошо?