Магнолии были свежи (СИ)

Гостиница напоминала средневековый замок — желто-красные кирпичные стены были гораздо выше всех остальных домов, и некоторые этажи выглядели как настоящие башни какого-нибудь замка во Фламандии. Открытая арка служила входом, и Гилберт придержал дверь, когда Мадаленна перешагнула порог. В глубине души он был даже рад тому, что они остались в этом городе. Сиена была прекрасна, да и долгая дорога смогла достаточно их утомить, чтобы еще несколько часов они ехали еще и обратно до Милана. Небольшой отдых не смог бы им помешать, и Гилберт с удовольствием подошел к пузатой стойке. К счастью, посетителей было не так много, и они еще могли рассчитывать на два хороших номера. Повторив про себя, как будет «два одноместных», и молясь про себя, чтобы не перепутать с «одним двухместным», Эйдин подошел к метрдотелю.

— Buonanotte. Come posso aiutarla? («Добрый вечер. Чем могу вам помочь?») — улыбнулся метрдотель.

— Buonanotte. Vorrei ordinare due camere con una sola stanza. («Добрый вечер. Я бы хотел заказать два номера с одной комнатой.»)

— Certo, signor… («Разумеется, сеньор…»)

— Guthrie. («Гатри.») — подошла к стойке Мадаленна. — Il signor e la signora Guthrie. («Мистер и миссис Гатри.») Клянусь, это самое странное путешествие в моей жизни. — прошептала она, когда метрдотель отошел.

— Не могу не согласиться. Каков наш род занятий? — улыбнулся Гилберт, беря бланк с информацией.

— Есть такая профессия — путешественники? — беззаботно отозвалась Мадаленна.

— Мне кажется, нет. Только археологи.

Беззаботность сразу же прошла, и на ее место встала мрачность.

— Нет, археологом я быть не хочу.

— Тогда предлагаю быть искусствоведами. — он размашисто написал слово «studiosi d’arte» в нужной графе. — Хорошая профессия.

Метрдотель быстро прочитал оба бланка и снова улыбнулся. Гилберт вытащил чековую книжку, как Мадаленна гордо положила банкноту в пятьдесят фунтов и расписалась в квитанции об оплате.

— Вы пресекаете все мои джентльменские порывы на ходу. — удрученно сказал Гилберт; она улыбнулась. — И, — по-моему, на нас странно смотрит метрдотель.

— Ерунда, — фыркнула Мадаленна и сказала по-итальянски. — Pagare per se stessi è un nuovo tono in Inghilterra. («Платить за себя — новый тон в Англии.»)

— Si, si. — затараторил метрдотель. — Allora vi prego di firmare qui e qui. («Тогда прошу вас расписаться здесь и здесь.») — они оба поставили изящные росчерки. — Grazie. Buona vacanza! («Благодарю. Хорошего отдыха!»)

Взяв ключи, они вышли на улицу. Было около шести вечера, и все кафе были набиты туристами, однако, оставив Мадаленну около церкви Сан-Мартино, он сумел договориться с находчивым официантом за несколько фунтов, что им приберегут место через пятнадцать-двадцать минут. Когда Эйдин снова подошел к ней, Мадаленна, запрокинув голову, смотрела на собор. Средневековый, с каменным крестом на портике, он был не таким роскошным, как Миланский собор, но таинств, совершенных здесь, было не меньше. Гилберт предложил ей руку, и они пошли в другую сторону, против прохожих. Толпа уже схлынула, давки не было, и они неспеша шли по улице, слегка запинаясь о брусчатку.

— Мне всегда казалось, что о таком можно было читать только в книгах. — говорила Мадаленна. — Долгие путешествия, семейные тайны, ненастоящие фамилии… Настоящее приключение.

— Не хватает только хромого прохожего, который всунет нам какой-нибудь конверт и сразу же исчезнет за поворотом. — подхватил Эйдин.

— Не надо, — рассмеялась она. — Тайн мне, пожалуй, на сегодня хватит. Мистер Гилберт, вы верите в проклятья? — внезапно спросила она его.

— Нет, не верю. — он мотнул головой. — Не верю и вам не советую.

— А как же злой рок и фатум?

— Все это предрассудки, и вбивание в голову дурацких мыслей. Просто человек сам начинает невольно верить в то, что ему как будто бы напророчили и начинает этого неосознанно хотеть. — подул ветер, и его галстук съехал в сторону. — Наш мозг — самое странное явление в природе.

— В таком случае я бы хотела быть собакой. — заявила Мадаленна.

Она остановилась и легким движением приподняла его подбородок вверх. Искусно развязывая узел и завязывая его снова, она касалась пальцами его шеи, и чтобы согнать теплую волну, Гилберт посмотрел на афишу. Феллини выпускал новый фильм, и на окне кинотеатра развевалась афиша с Анитой Экберг в главной роли.

— Какие прекрасные итальянские имена у героев, — он подошел поближе. — Силвиа, Марчелло, Маддалена! — Гилберт повернулся к ней. — Это же другое имя, так ведь?

— Совершенно. — твердо сказала Мадаленна. — Это точно так же, как если бы вас звали Эйданом, а не Эйдином.

— Да, согласен, разница есть. — подтвердил он и снова взял ее за руку. — У вас очень красивое имя, но я это уже говорил.

— У вас тоже красивое имя, но я этого еще не говорила.

Она смотрела на другую сторону улицы, однако Эйдин видел, что она улыбалась. У нее была чудесная улыбка — добрая, мягкая, светящаяся изнутри. Гилберт поймал себя на мысли, что был готов хоть всю жизнь смотреть на нее.

— Мне правда жаль, что мы сегодня не попадем в Милан.