Магнолии были свежи (СИ)

Однако бинтовать оказалось не так удобно — бинт все время падал из рук, и она только успевала его ловить. Разумеется, гораздо удобнее было бы, если она смогла присесть, но идти за стулом в соседний номер не хотелось — он казался слишком далеким. Когда стакан с водой чуть не выскользнул на пол, Мадаленна не выдержала и аккуратно присела на широкий подлокотник стула. Тяжесть в конце концов спала, и боль из рук ушла. Мадаленна осторожно бинтовала рану, стараясь не замечать ни пристального взгляда, ни тепла, исходившего от Эйдина. Почувствовав привычное прикосновение губ к своей руке, она отложила бинт и посмотрела в окно. Она была готова нести ответственность за свой выбор, но все равно ей было страшно от мысли, что все могло решиться в одну минуту. Она встала, он встал за ней. Как они оказались на темном квадрате комнаты, куда свет от лампы не проникал, Мадаленна и сама не поняла. Она не возражала, когда почувствовала, как его руки нежно легли ей на плечи, когда она оказалась так рядом, что касалась щекой его щеки.

— Что будет дальше? — спросила она.

— Только хорошее. — прошептал он.

Мадаленна чувствовала осторожное, деликатное прикосновение его губ к щеке, к глазам; поцелуи были легкими, призрачными, похожие на ночь. Ничто не могло быть более правильным, никто не мог упрекнуть их в чем-то плохом. Случилось то, что давно должно было случиться, и голос совести затих. Мадаленна потянулась к нему, когда тишину прорезал звук телефона. Она было шагнула назад, но объятия были такими крепкими, что она осталась стоять на месте. Телефон все звонил и звонил, а они не двигались с места.

— Не обращайте внимания. — тихо сказал Гилберт. — Пусть звонит.

— А если это что-то важное? Ответьте.

— Нет ничего важного, быть не может.

— И все-таки стоит ответить.

Неохотно разорвав объятия, Эйдин рывком снял трубку и проговорил в тишину:

— Да, что случилось? — на том конце провода послышался голос Линды, и он недовольно посмотрел в сторону. — Линда, я говорил тебе… Что с Джейн? — внезапно воскликнул он и выпрямился. — Не надо кричать в трубку, просто спокойно объясни. Что значит сбежала из дома к Уилсонам?

Мадаленна задала немой вопрос, но Гилберт только махнул рукой, мол, ничего страшного. Она села на стул и посмотрела в зеркало — к своему удивлению отражение улыбалось такой широкой улыбкой, что сил сердиться не было. Мадаленна старалась переживать за Джейн, за Линду, но все это было так далеко от сегодняшних событий, так далеко от Италии, что она не могла. Возможно она становилась эгоисткой, и стоило переживать и ругать себя за это, но ее счастье было слишком большим, чтобы она расстроилась.

— Не надо за ней ехать, я попрошу Бассета.

Внезапно в дверь постучали. Мадаленна подошла к порогу, в коридоре стоял портье. Отчего-то Мадаленну замутило, словно должно было случиться что-то страшное. Но ведь с ней и с родителями все было хорошо. Отец был в Лондоне, и непременно позвонил бы, если с ним что-то произошло. Мама была в Париже, но и она позвонила бы отцу, если что-то с ней произошло. Они не стали бы скрывать от своей дочери ничего, каким бы страшным не было событие. Наверное, их просто хватились в Милане, вот и все. Просто студенты пытаются понять, в чем дело. Но ведь звонили из Лондона, а не из Милана. Значит, и волноваться нечему, заключила Мадаленна. Ее могли хватиться в Гринвичском университете, мог о чем-то спросить декан. Ничего страшного. Она несколько раз повторила про себя эту мантру и посмотрела на портье.

— Сеньорину просят к телефону. — объяснился молодой человек. — Просят из Портсмута.

Тревога кричала в ней, пока она спускалась по лестнице, и все короткие гудки так забили в голову, что хотелось закрыть глаза руками и закричать, чтобы оглохнуть навсегда. Короткие гудки всегда обозначали, что линия была занята, или что трубка была сброшена с телефона и болталась под столом, потому что положить обратно было некому. Это не могло быть правдой. Мистер Смитон обещал прислать ей чемодан и не прислал только потому, что у него не было времени. Мистер Смитон не мог ее покинуть, потому что он всегда был с ней. Садовник звонил просто для того, чтобы пожелать спокойной ночи. Мистер Смитон, ее дорогой, милый, он не мог уйти. Он не мог! Мадаленна заметила, что начала шептать вслух. Страшная картина встала перед ее глазами, и она зажмурилась, отгоняя ее от себя руками. Ее мистер Смитон, всегда спасавший, всегда утешавший, всегда говоривший, что ее не оставит. Он не мог.

— Алло. — голос ее хрипел.

— Мисс Стоунбрук? — хорошо поставленный голос врача. — Вас беспокоят из больницы Портсмута. Номер вашего телефона оказался пришитым у пациента Филипа Смитона, а ваш отец сказал перезвонить по этому номеру.

— Мистер Смитон? — слова не путались в голове, а ложились ровным рядом. — С ним что-то случилось? Сердечный приступ?

— Ваш знакомый, мистер Смитон, мертв.

Пустота спустилась на нее оглушающей тишиной, и в черноте коридора Мадаленна прочитала слова: «Только хорошее». А потом все звуки исчезли. Пустота. И неаполитанская тарантелла.

Комментарий к Глава 29