Эйдин откинулся на спинку стула и ничего не сказал, только внимательно смотрел на нее; она не отводила взгляд. Снова что-то знакомое промелькнуло в его глазах, но прежде чем он что-то сказал, понимание ее слов пришло к ней, и Мадаленна почувствовала мелкую дрожь. Отвращение к самой себе, ненависть к нему, к Линде, к Хильде, даже к мистеру Смитону заполонило собой все, и, оттолкнувшись от стула, она встала и смяла свою работу.
— Ставьте, сэр. Вы ведь такого мнения обо мне.
***
Она сама не помнила, как вышла из аудитории. Ноги сами вынесли ее в коридор, а Мадаленна все шла, шла, никак не понимая, куда в принципе она вообще идет. Нельзя было думать о том, что она успела наговорить, иначе она точно сойдет с ума и бросится в реку. Сердце билось очень странно — то замирало, то начинало отсчитывать удары с такой скоростью, что Мадаленна не могла стоять на месте. Хотелось нестись куда угодно, только не оставаться в этом здании. Она переведется, конечно, переведется. Не станет заканчивать курс и перейдет на агрономический факультет. Мистер Смитон все равно оставил ей теплицы, ей как раз понадобится должное образование, чтобы правильно ухаживать за цветами. А потом Мадаленна закроется в его сторожке и опустит занавески, чтобы кто-нибудь не подумал, будто в домике кто-то мог жить. Да, ей надо было ехать в Порстмут. Сейчас, прямо сейчас вскочить в поезд и уехать. Запереться в старом особняке, без слуг, без родителей и жить там одной. Она станет ухаживать за садом, растить розы и по утрам варить овсянку, а потом каждое утро будет навещать мистера Смитона и вспоминать, как хорошо ей было, когда в жизни не было ни любви, ни приезжего профессора, готового поверить во все, что она скажет.
Нет, она недостойна этого садика. Она недостойна этих теплиц и цветов. Все это было таким чистым, добрым, милым, а она успела замарать себя такими поступками, что вспомнить было страшно. Мадаленна выбежала из галереи и остановилась посередине двора. На улице была весна — все цвело, небо было чистым и голубым, а трава пахла чем-то сладким, предвещавшим обязательно нечто хорошее. Почему все вокруг было таким чудесным, когда она этого была недостойна? Мадаленне захотелось, чтобы в эту минуту начался дождь, с неба посыпался град, и тяжелые тучи повисли над острыми шпилями университета. Нет, она не могла находиться в этом городе, быть около Гилберта все это время. Господи, прижала она руку к губам, ей ведь придется каждый день видеть его, каждый день говорить с ним и смотреть на него, в эти холодные, непроницаемые глаза. Она не сможет. Лучше упасть посреди галереи и перестать чувствовать и видеть все. Но даже тогда, Мадаленна была в этом уверена, она все равно бы видела его — спокойного, невозмутимого и такого далекого. Это был бы не вечный покой, а вечная пытка. Ей надо было убежать.
Мадаленна кивнула самой себе и пошла из двора. Ее кто-то позвал, казалось, что это была Дафни, но она не повернулась, а ускорила шаг. Она почти бежала, когда вдали показалась знакомая площадь. Ноги неслись так быстро, что Мадаленна успевала пробежать мимо всех светофоров. Она бежала, уворачиваясь от всех автомобилей и автобусов. Она не остановилась на пешеходном переходе, не обращала внимания на прохожих, которые странно смотрели на нее. Мадаленна бежала и надеялась, что все беды останутся позади. Улица вместе с домами стала размытой, и она прислонилась к ограде парка. Дышать было трудно, приходилось открывать рот как рыба, сердце билось еще сильнее, но теперь оно хотя бы не замирало вовсе, и Мадаленна приложила руки к горлу — там саднило от сухого дыхания. Нельзя было себя так мучит, что случилось, того уже не поправить, надо было думать о том, как жить дальше.
Она осмотрелась — этот район оказался ей знакомым, недалеко была Белгравия, и чем выше становился холм, тем богаче были украшены дома. Белые фасады с кружевными балконами и террасами успокаивали своим видом, и дыхание постепенно стало восстанавливаться. Сразу идти домой не хотелось, не хотелось говорить Аньезе, что она решила уйти из университета и перейти на агрономический факультет. Маме очень нравилось, что ее дочь обучалась на такую интеллигентную профессию, и с конца школы она отбивала все нападки Бабушки, которая говорила, что ее внучке не следовало идти учиться вообще, а если такая дурная идея и пришла, то лучше всего поступить на юридический факультет — адвокат это всегда так прекрасно. Нет, сообщать Аньеза, что она решила стать агроном нужно было после того, как Мадаленна хоть немного подкрепится. Она поправила сбившийся набок жакет и пригладила растрепавшиеся волосы. Недалеко был книжный магазин Стэпфорда, туда и стоило отправиться. Там было тихо, спокойно, можно было спрятаться за книжными полками, и никто ее не побеспокоил бы. Да, туда она и отправится.