Убедившись, что на дороге не стояло никаких машин, Мадаленна перешла перекресток и пошла спокойным шагом. Сегодня в университете еще раз можно было уже не появляться. Какой смысл, если она все равно скоро подаст заявление на отчисление. А если не посещать лекции несколько месяцев, ее вообще могут спокойно выгнать. Да, вероятно, она так и поступит. Уедет в Портсмут и станет ждать, когда на ее имя придет оповещение, что ее исключили. Мама, конечно, будет переживать, но скоро успокоится, когда поймет, что ее дочь абсолютно счастлива. А она будет счастлива; в своем спокойном и вяло текущем мире Мадаленна как раз придется к месту. Она больше не влюбится в чужого мужа, не станет разрушать чужую семью, будет спокойно жить, заперевшись в фамильном особняке, а потом, может быть, так же мирно сойдет с ума. Прекрасная жизнь, если в результате ее она очутится в своем собственном мире.
Мадаленна дошла до дверей магазина, и только потом вспомнила, что видела Эйдина тут несколько раз. Он тоже мог зайти, выпить чашку кофе, полистать книги. Ей не хватало только еще одной встречи. Делая вид, что она поправляет пуговицы и прическу, она неспеша оглядела все витрины и столы за ними — Гилберта нигде не было видно. Наверное, ей повезло, и он забыл про этот магазин. Да и потом, у него должны были быть еще несколько пар по риторике и одна по искусствоведению, ему некогда было расхаживать по кофейням. Мадаленна тряхнула головой и смело отворила дверь. Внутри действительно было малолюдно, и знакомой фигуры в сером пальто она не заметила. Мадаленна заказала черный кофе, по-особому крепкий, с лимоном, и села за свободный стол, в глубине зала. Негромко играла одна из старых пластинок Бинга Кросби, и она взяла с полки одну из книг Диккенса.
Она старалась вдумываться в слова, старалась проникнуться несчастной судьбой Оливера Твиста, но ничего не получалось. Ужасная правда открывалась Мадаленне на каждой странице — она любила Эйдина. И продолжала любить несмотря на все слова и поступки, которые он совершал. Это было ужасно, несправедливо, но если бы любовь к другому человеку прекращалась только из-за одного резкого взгляда или неприятного слова, то жизнь была бы слишком проста. Итак, истина была в том, что ее влюбленность достигла того момента, когда Мадаленна скучала не только по разговорам и объятиям, а по присутствию самого человека. Она не хотела его видеть, но все равно, каждый раз, когда распахивалась дверь, она дергалась и старалась увидеть во входящей фигуре Гилберта. Все незнакомцы были им, и это было одновременно и счастье, и проклятие. Но ничего, убедительно произнесла про себя Мадаленна, она справится с этими незваными и ненужными чувствами. Она ждала всю жизнь того человека, который бы полюбил ее и поддержал, значит, ее надежды были пустой тратой времени. В этом мире стоило полагаться только на себя, и теперь Мадаленна это понимала. Нужно просто подождать, нужно, чтобы его облик поблек, и тогда она обязательно посмотрит на кого-то другого.
Мадаленна почти убедила себя в этом, когда колокольчик на двери снова прозвенел, и что-то отдаленно знакомое послышалось ей в этом звоне. Она не собиралась отвлекаться на этот раз, мистер Гилберт не мог войти сюда, потому что здесь сидела она, и судьба не была настолько жестокой, чтобы позволять ей везде видеть его одного. Мадаленна поерзала в кресле и заново принялась перечитывать первую главу. В детстве Диккенс ей очень нравился, она часто упрашивала маму прочитать ей его, но чем старще она становилась, тем сложнее ей было воспринимать истории про бедных сирот, о которых все в жизни шло вверх дном. Мадаленна усмехнулась, когда подумала, что, возможно, она тоже могла быть плодом чьего-то воображение, и все, что ей остается — жить по заветам странного автора, целью которого было заставить ее как можно больше страдать. Что же, если ее жизнь и правда была книгой, то пусть она хотя бы продавалась хорошо, а иначе было бы совсем обидно. Она отпила горькой жидкости, отдававшей лимонной цедрой и подскочила на месте, когда в смехе за соседним столиком, услышала знакомые ноты. Судорожно зажав страницу, Мадаленна закрыла глаза и помолилась, чтобы за столом не оказалось той, о которой она думала. Молитва была произнесена слишком поздно.