Магнолии были свежи (СИ)

Она мало что помнила, после того, как его руки обвились вокруг нее. Помнила спасительное тепло, нежность, заботу — все, на что так надеялась, к чему так успела привыкнуть, все это на короткое мгновение вернулось к ней, и Мадаленна вдруг забыла, что этих ужасных дней не было. Был поцелуй, внезапный, втайне желанный, болезненный — она старалась отвернуться, надеясь, что ее все же поцелуют, что она сможет снова почувствовать приятную горячую волну внутри, как было всегда, когда она чувствовала его прикосновение. Эйдин целовал ее, и теперь Мадаленна понимала, о какой страсти говорила Линда; не было робости, не было застенчивости; теперь он обнимал ее так, будто ее могли отобрать у него. А потом вспомнился холод, Линда. Голубая глыба встала перед ней, и наваждение пропало, осталось только отчаяние и воспоминание, как она сидела у потухшего камина, смотря на фотографию в газете.

Звук пощечины гулко разнесся по кабинету, и Мадаленна отошла назад. Она ожидала, что снова увидит прохладу в голубых глазах, но там не было ничего, кроме неуемной радости. Она любила его, это правда, но страдать и вспоминать больше не собиралась.

— Спасибо, — Гилберт улыбнулся и поклонился. — Это лучший подарок. Даже лучше того шарфа.

Мадаленна неспеша сложила обрывки листов и взяла из стопки новые. Она не собиралась менять своего решения.

— Я все равно уйду, сэр. Если не отпустите меня вы, я пойду к декану Ройтону. И все равно уйду.

Мадаленна видела, как тень пробежала по его лицу; прежде чем закрылась дверь, она услышала его голос:

— Я люблю тебя, Мадаленна. Я скучаю по тебе.

Дверь громко хлопнула, и Мадаленна сбежала вниз по лестнице, не оборачиваясь. У нее было ощущение, будто она попала в странную книгу, и та никак не могла закончиться.

***

Она влетела в дом так быстро, что прищемила себе жакет дверью. Она же от всего отказалась, она же сделала все, что от нее просили. Так почему теперь ее душу снова начинали растравливать, причем с такой изощренностью. Нет, мотала головой Мадаленна, нет, больше такого волнения она не допустит. Она уедет, уплывет, сделает все что угодно, но вот этого не допустит. Она ходила из угла в угол, стараясь не касаться рукой губ. Какую надо было иметь наглость, чтобы сначала встать перед ней на колени, разорвать все ее заявления, а потом еще и поцеловать! Если Гилберт думал, что она не уйдет после всего этого, то он плохо знал ее. Мадаленна фыркнула и отогнала воспоминание о теплых объятиях.

В дверь постучали, но она не обратила на это внимания. Как он мог вообще подойти к ней после всего, что наговорил? После того, как отвратительно-холодно смотрел на нее? Он скучал по ней! Но Мадаленне было все равно. Она так старалась отогнать все воспоминания, она внушала себе, что теперь она одна, и никто не должен помогать ей. Она столько раз теряла всех, кого любила, и ведь Эйдин знал это, она рассказывала ему обо всем, но он решил поговорить об этом тогда, когда ему было удобно об этом говорить. Наплевать, что она любит его; наплевать, что всю жизнь хотела заниматься искусством. Теперь ее мечта — цветы и теплицы. В дверь снова застучали еще настойчивее, и Мадаленна воскликнула:

— Да что вам от меня всем нужно?!

Ругаясь, Мадаленна подошла к двери. Больше всего она желала, чтобы на пороге ее встретил призрак мистера Смитона или дедушки, вот тогда она с ними с удовольствием бы поговорила. Она рывком потянула тяжелую дверь на себя и застыла. Это были не призраки, это был не Джон, это даже были не акционеры из Бабушкиного клуба. На пороге стояла девушка в широкополой шляпе и нервно мяла в руках платок. Мадаленна подумала, что это была родственница мистера Смитона, но когда гостья подняла голову, Мадаленна отшатнулась — это была Джейн Гилберт. Еще немного, и в ее доме могло собраться полное семейство Эйдина; с какой-то стороны это было даже забавно. В любое другое время она бы посмеялась и пригласила бы девушку на чай, чтобы обсудить сложившееся положение, но сейчас — с Мадаленны было довольно всего того, что произошло за этот день, не хватало только нежданных визитов. Мадаленна оперлась на косяк и неприветливо посмотрела на Джейн.

— Мисс Гилберт, чем обязана?

Джейн сняла шляпу и возмущенно посмотрела на Мадаленну. Вероятно, этот взгляд должен был прожечь дыру в Мадаленне, но она сама была готова поджечь что угодно и кого угодно вокруг, поэтому осталась безучастной и только посмотрела за спину гостьи — после дождя старая бочка совсем расщепилась, и Фарбер забыл ее покрасить.

— Как вы могли? — гневно выпалила Джейн, и Мадаленна почувствовала отголоски прошлого возмущения — опять вопросы, опять обвинения, как же ей все это надоело!

— Что вы имеете в виду?

— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю! Как вы могли так поступить с моей семьей, как вы могли забрать моего отца?! Он же вам самой годится в отцы!