Магус

— Да тех называю, у кого взгляд на жизнь особый. Широкий взгляд. И не всегда батюшек радующий.

— Церковь-то оставь в покое.

— Я-то оставлю. Она — оставит ли меня?… Слушай, братец, — покосился Корж на сундучок, — а наши с тобой пути часом не в одну ли сторону лежат, а?

— Еще и сам не знаю. Вот, кстати, — Андрий вынул из заветного кармана зеркальце и оглядел со всех боков: вроде ничего особенного. Работал, правда, мастер — сразу видно, но безо всяких там излишеств: костяная оправа с несколькими завитками для красоты и круглое глядельце. В котором отражается смутный Андриев лик. Вот и все чародейство.

А подышишь — так и лик не отражается.

Взамен зато проступили буквы, сложились в слова.

Андрий прочитал, кусая ус и не желая верить увиденному. Зеркальце приказывало: «Следуй за тенью братца».

И все. Понимай как хочешь.

Глава пятая ВОВКУЛАЧЬЯ ТЕНЬ

Что стоит тень? — горсть пустоты,
где контуры просты, где ты —
уже не ты, давно не ты, а кто-то лишний.
«Прости» — прошепчешь.
Не проси, ведь слово тяжелей росы,
и мчат по слову-следу псы — и звуки лижут!

Сбежишь? — куда?! Держи удар! —
и, перепутав Божий дар
с яйцом кукушкина гнезда,
скрывайся в чаще.
Там нож вонзился в черный пень,
там день отбрасывает тень,
и ты, изгой среди людей, — стань настоящим!

И тень отбрось, и крови впрок напейся,
и — зверей пророк —
позволь, чтобы в тебе пророс
тот, кто сильнее.
И этот дар — не Божий дар —
прими, пойми, прости… Оставь.
Таков твой путь: не до креста и не до неба.

Живи, таясь. Люби, таясь.
Не для тебя семья, друзья.
Ты — лишь кошмар, крик воронья
во сне овечьем.
Болит душа? О да, болит!
Так вой одну из тех молитв,
что бесполезны. Ты ж, увы, — вне-человечен.

Утро, как известно, вечера мудренее. Но иногда — и мудренее. Да и до него еще дожить надобно.

Андрию не спалось. Не потому даже, что вокруг Вырий раскинулся, а просто гадко было на душе. Будто кто чоботами прошелся по ней… станцевал.

И еще — сундучок. Таращился коштовными своими буркалами, точно живой, и не было от него никакого спасу. Куда ни пойди на маленькой полянке, что выделил для своих «гостей» лес-нежить, а всюду дотягивается сундучок взглядом, манит, напоминает: «Тут я. Не забыл?»

Забудешь, как же!

Он тихонько, чтобы не разбудить заснувшего наконец Мыколку, присел рядом с сундучком. Осторожно, словно боялся, что укусит, протянул руку и коснулся блестящего бока.

Показалось?.. Или правда поверхность под пальцами вздрогнула, как живая?!..

— Чего ты хочешь? — шепнул сундучку Андрий. — Чего уставился?

Он поднял его на руки: легкий, почти невесомый. Внутри — неужто пусто? Да нет, наверняка деньги лежат или смарагды какие с рубинами.

— Дядьку, а можно посмотреть, что в нем?

Ну вот, а думал, спит, сорванец!

— Нельзя. Я зарок дал, что сам не открою и другим не позволю.

— А-а… — разочарованно протянул Мыколка. — Дядьку Андрию, а куда делся волк?

— Кто ж его знает. Убежал куда-то. У него свои дела, волчьи. Спи, к утру вернется.

— Дядьку, а утром нас леший отпустит?

— А как же! Отпустит, еще и велит строго-настрого своим слугам, чтоб не мешали нам, препятствий никаких не чинили. Но это только если ты заснешь. А иначе ночь никогда не кончится. Знаешь сказку про небесную лисицу?

— Расскажите, дядьку!

— Живет в дальних-предальних странах….

— Это в тех, в которых псоглавцы водятся?

— Да. Не перебивай, а то не стану рассказывать. Ну вот, живет там, значит, небесная лисица. Сама из серебра, а хвост — из чистого золота, но пушистый и мягкий. Днем почивает она у себя в норке, а как наступит ночь, осторожно выглядывает в мир: все ли дети спят? Очень она, знаешь ли, детей боится. Ну вот, а как видит, что все спят, выбирается тогда лисица на небо и давай его хвостом мести! Всю пыль, что за день набилась, вычищает, всю грязь — а заместо них снова свет и ясность возвращает. И тогда наступает утро. А вот если увидит небесная лисица, что не спит какой-нибудь постреленок навроде тебя, тогда она из норы не выйдет и ночка так и не закончится. Так что спи, сынку, спи.

Последних слов Мыколка уже не слышал — он мерно посапывал, подложив под щечку кулачок.

— Здоров ты сказки рассказывать, — шепнул с края поляны вернувшийся Корж. — Аж я заслушался.

— Ну как там? — спросил Андрий.