Маяк на далеком острове; Болид; Малые и неоконченные произведения; Драматические произведения

Я приехал в Париж, когда гризетки[830] и все с ними связанное исчезали из Латинского квартала[831]. Не могу сказать, что часто посещал своих новых однокашников, потому что мы, бретонцы, как вы знаете, привыкли к клановости, и почти все мои друзья были известны мне еще по нантскому лицею; они поступили в Парижский университет вместе со мной. По большей части они были музыкантами, да в тот период я и сам был музыкантом. Я владел гармонией и считал, что, если выберу музыкальную карьеру, добьюсь успеха с гораздо меньшим трудом, чем многие другие. Виктор Массе[832] дружил со мной в те годы, а также Делиб[833], с которым я очень сблизился. Мы перешли на «ты». С ними двумя я познакомился в Париже. Среди моих бретонских друзей был и музыкант Аристид Иньяр[834]; хотя он и получил Римскую премию второй степени[835], но в перворазрядные мастера так и не выбился. Мы работали вместе. Я писал стихи. Он — музыку. Мы сочинили одну-две оперетты (их ставили на сцене) и несколько песен.

Одна из этих песен, «Марсовые»[836], была очень популярной в свое время; обычно ее пел баритон Шарль Батай. Я и сейчас помню припев:

Alerte,
Alerte, enfants, alerte,
Le del est bleu, la mer est verte.
Alerte, alerte[837]

.

В годы учебы я познакомился еще с одним сверстником, оставшимся моим другом до сих пор: Леруа, нынешним депутатом от департамента Морбиан. Но больше всего благодарности и привязанности я испытываю к Александру Дюма-сыну, с которым встретился в возрасте двадцати одного года[838]. Сдружились мы почти сразу. Он первым поддержал меня. Могу сказать, что он и стал моим первым покровителем. Теперь мы не видимся, но, пока живу, никогда не забуду его доброжелательного отношения и своего долга перед ним. Он представил меня своему отцу и стал моим соавтором. Вместе мы написали пьесу под названием «Сломанные соломинки», — ее поставил театр «Жимназ»[839], -- а также трехактную комедию «Одиннадцать дней осады»[840], шедшую на сцене театра «Водевиль»[841]. Жил я тогда очень скромно, на деньги, которые присылал отец, и мечтал о богатстве, из-за чего ввязался в одну-две биржевые спекуляции[842]. Должен сказать, что мне не удалось осуществить свои мечты. Однако я все-таки извлек пользу из постоянных посещений биржевого закулисья, потому что понял, в чем состоят романтика коммерции и деловая лихорадка, столь часто описываемая на страницах моих романов.

Продолжая играть на бирже и сотрудничать с Иньяром в создании оперетт и песенок, а с Александром Дюма — в сочинении комедий, я стал публиковать короткие рассказы в журналах. Первая моя работа появилась в «Семейном музее»[843]; это была история о сумасшедшем, поднявшемся на воздушном шаре; в ней можно найти признаки того жанра, в котором я стал работать в дальнейшем. Позднее я стал служить секретарем Лирического театра, а чуть погодя — секретарем у господина Перрена. Я обожал сцену и все к ней относящееся. А потому самым любимым моим занятием стало сочинение для сцены.

Первый литературный успех

— Мне исполнилось двадцать пять лет[844], когда я закончил свой первый научный роман — «Пять недель на воздушном шаре». Его опубликовал Этцель в 1861 году[845], и он сразу же принес мне огромный успех.

Здесь я прервал мистера Верна и спросил:

— Мне хотелось бы узнать, как вы работали над этой книгой, почему вам пришла в голову такая мысль и как вы готовились к ее написанию. Знали ли вы что-нибудь о воздушных шарах, был ли у вас опыт полетов?