Маяк на далеком острове; Болид; Малые и неоконченные произведения; Драматические произведения

Если бы мы встретились с ним на улице, то, не зная его, я бы принялся гадать о роде его занятий. Я бы признал в нем отставного генерала, преподавателя физики или математики, министерского столоначальника, но ни в коем случае не художника. Он вовсе не выглядел на восемьдесят лет, а именно к этому рубежу он уже приближался[939]; манерой держаться он несколько напоминал Джузеппе Верди[940]: серьезное добродушное лицо, никакой артистической живости во взгляде и разговоре, простейшие манеры, печать предельной откровенности в малейшем проявлении чувств и мыслей. Язык, жесты, манера одеваться человека, для которого нисколько не важно первое впечатление о нем, — все это, помимо удовольствия просто видеть его, привело меня в изумление. Несмотря на добрый взгляд и обходительность в обращении, я не находил ничего общего между стоявшим передо мной Верном и той личностью, которую создал в своем воображении. Мне пришли на память слова, в шутку брошенные одним из моих туринских друзей: «Вы едете поглядеть на Жюля Верна? Но ведь никакого Жюля Верна не существует! Разве вы не знаете, что “Необыкновенные путешествия” сочиняет группа авторов, взявших коллективный псевдоним?» Мое изумление возросло, когда писатель, вынужденный рассказывать о своих произведениях, делал это как-то рассеянно, как будто говорил о чужих вещах или, лучше сказать, о вещах, в которых не было никакой его личной заслуги, словно речь шла о коллекции почтовых марок или монет, уже давно приобретенных им, словно он делал это из необходимости чем-нибудь заняться, а не из страсти к искусству. Не раз он пытался увести разговор от собственной персоны, вежливо переводя его на кого-нибудь другого. Когда же это не удавалось, он ловко переключался на двух молодых гостей. Однако в конце концов прямой вопрос вынудил его рассказать о том, как зарождается у него замысел романов, как он пишет, и сделал это Верн немногословно, очень просто и до удивительного ясно.

* * *

Вопреки моим предположениям он не придумывает сначала характеры героев и события нового романа, а позже изучает место действия в одной или нескольких странах. Напротив, он прежде всего знакомится с историей и географией тех или иных стран, даже не пытаясь что-либо сочинить, до тех пор, пока не опишет их полностью и подробно. Личности, главные события и эпизоды романа постепенно зарождаются в его голове во время чтения, являющегося самоценным занятием, а не простым источником полезной информации для книги. Самые разнообразные сведения по физике, химии, астрономии и естественной истории обильно насыщают его романы; ему не надо годами отыскивать эти данные в научных трудах. Подобного рода издания были его любимыми книгами с ранних лет, и весь собранный им материал он хранит в своей памяти или собирает в огромной картотеке, постоянно пополняемой в ходе чтения книг, журналов и газет. Он игнорирует всё, что не связано с путешествиями, открытиями, природными явлениями, необычайными происшествиями или личностями либо не может каким-нибудь образом быть использовано в его будущих книгах.

В отношении выбора стран, которые становятся местом действия его романов, Верн руководствуется одной идеей, и мне самому никогда бы не удалось угадать ее. Его замысел состоит в описании всего земного шара, и писатель перебирается из одного региона в другой в некоем заранее предопределенном порядке, не пересекая своих прежних маршрутов, кроме как в случае крайней необходимости, и при этом так быстро, как только возможно. Таким вот образом он «объехал» уже многие материки и, учитывая количество его романов, способен воплотить свой план до конца. «Хватит ли мне времени на это?» — улыбаясь, спрашивает он. Верн надеется, что хватит, если он сумеет не потерять ни одного дня. Он регулярно пишет по два романа в год, но издателю передает только один, чтобы книги не появлялись слишком быстро, одна за другой. Тем самым всегда сохраняется некоторый запас, и готовые романы ждут своей очереди. По вечерам он ложится спать в восемь часов. В четыре утра уже пробуждается и работает до девяти. Таков его образ жизни, если только Верн не отправляется в путешествие. Писатель надеется точно так же распределять свое время как можно дольше. «Мне надо работать, — добавил он. — Работа стала для меня жизненно необходимой функцией. Когда я не работаю, мне кажется, что я перестаю жить».

* * *