Маяк (СИ)

10 марта 1920 г.

Здравствуй, Оли!

Знаю, прошло совсем немного времени после моего последнего письма, и, наверное, мне не стоит писать тебе столь много и часто. Ответ от тебя (если он, конечно, существует, на что я уповаю) всё ещё не достиг моего почтового ящика. Это меня угнетает, но я знаю, сколько нужно усилий и времени, чтобы почта пересекла океан. Ведь ты же там, за океаном, в Бостоне, да?

Так вот, я бы не стал писать тебе это письмо, если бы не происходящие вокруг меня события, понуждающие меня к этому.

Прежде всего, хочу сказать, что тоска по тебе усиливается с каждым днём всё сильнее. Странно, почему сейчас, спустя пять лет, которые я провёл в необъяснимом забытьи, а не сразу после твоего ухода. Хотя, возможно, именно сильная тоска в то время и послужила причиной того, что пять лет выпали из моей жизни. Но, тем не менее - будь я человеком суеверным, я бы подумал, что ты, сидя за океаном на коленях у этого чернявого сосунка Уиксли, совершаешь приворотные обряды, преследуя при этом весьма непонятные цели. К чёрту! Хотя я и писал в своё время истории о сверхъестественном, я постоянно готов повторять: никаких высших сил и энергий нет и быть не может! Самовнушение, наркотические галлюцинации, совпадения, последствия различных болезней разума - вот то, за что обычно выдаётся этот постный оккультизм. А эти размножившиеся по всему миру ордены! Их создатели преследуют одну цель - собрать деньги и предаться разврату с женской (а некоторые - и с мужской) половиной адептов на своих церемониях. Разве что такие же шизофреники, да недалёкая деревенщина способны поверить им и им подобным.

Ах да, маяк. Теперь я вижу его каждую ночь. Дождей последнее время нет, поэтому ночами небо до дьявола чисто и усыпано десятками звёзд. Если вначале я думал, что то, что я принял за маяк, на самом деле чудом пробившаяся сквозь тучи звезда, то теперь, когда и среди стаи звёзд этот призрачный огонёк продолжает пульсировать ярче их во много раз, я понимаю - это действительно маяк. Осталось понять, реален ли он, или его свет озаряет лишь мой воспалённый рассудок.

Часть ночи я прикован к окну, наблюдая завораживающие пульсации, а после ложусь спать - и в каждом сне, в каждом чёртовом сне я вижу тебя!

Мне кажется, что маяк и ты как-то связаны. И либо действительно так и есть, либо же я окончательно сдвинулся с ума. Там, далеко на севере... Так иллюзорен - и так реален в то же время.

Я решил один день не выходить на работу, сославшись на плохое самочувствие. Вместо этого я отправился строго на север. Я миновал черту города, дошёл до необжитых мест, забирался на холмы, в надежде прозреть вдали ту колоссальную башню, благодаря которой я каждую ночь вижу в своём окне бледно-голубую крупицу пламени. Но всё тщетно - там, вдали, лишь ещё холмы, пустыри, леса и поля, другие города и посёлки - но никаких башен, никаких маяков. Разве что побережье... Но это полнейший абсурд, это невозможно - сколь высока должна быть башня, и сколь ярок огонь на её вершине, чтобы достичь моего окна в проклятом Глазго!

Я повернул обратно, и достиг дома уже ночью. Поднявшись в свою комнату, я первым делом глянул в окно - и крайне взбудоражился, увидев маяк на своём прежнем месте. Казалось, в этот раз его пульсации источают насмешку; насмешку незримого демиурга над человеком, пытающимся рассуждать о его, демиурга, природе, используя при этом понятия сугубо земные и человеческие. Так я и рухнул, не раздеваясь, в свою постель.

Если бы я не отрицал существование тонких материй, можно было бы всё списать на них. Но поскольку в этом понимании я реалист, то смысл один - моё безумие явно перешло ту грань, за которой находилось до твоего ухода. А это плохо, очень плохо.

30. 11. 1915...

Каждую грёбаную ночь я вижу тебя.

Думаю, на днях я посещу доктора Блада.

Эверетт.

15 марта 1920 г.

Дорогая Оливет!

Кажется, в предыдущем письме я был немного груб. Кажется, письма, что я пишу и посылаю тебе, становятся слишком частыми. Это неправильно, знаю. Ведь мы оба прекрасно знаем, что ничто уже не вернётся назад. Больше нет никаких нас. И порой я смею думать: а были ли мы вообще? Могли бы мы остаться друзьями, изредка встречаться в любимой нами раньше "Брейк анд Брэд" за чашечкой терпкого кофе с виски? Нет. Да, в моих ранах всё ещё копошатся черви, проникшие в мою слабую плоть после твоего ухода, но сверху образовались коросты, сквозь которые лишь изредка сочится гнойная сукровица. Видь же я тебя каждый день (а иначе и быть не могло бы, ибо знай я, что могу тебя видеть каждый день, я бы стремился к этому через все препоны), раны мои исторгали бы постоянные ручейки крови, и всё новые черви бурили бы ходы в моей плоти, в моей душе, буде таковая есть - пока не проели бы всё моё существо, и я бы не рухнул на землю комком истлевших лохмотьев, лишь отдалённо напоминающих человека. Нет, определённо, мы не могли бы стать друзьями.